Вдоль позвоночника скользят пальцы, вслед за ними бегут мурашки. Даже ткань не способна защитить от влияния этого парня. Тело реагирует на него каждым атомом.
– Поставишь стол прямо на этом месте, – говорит он, учащая моё сердцебиение.
Поворачиваю голову и натыкаюсь на насыщенные зелёные глаза, которые смотрят в мои. Ставлю на кон собственную голову, глаза у нашего ребёнка будут иметь зелёный оттенок, мы делим его.
– Не уверена, что мне нужен кабинет тут, – жму плечами. – Мне вполне хватает места в офисе.
Улыбка украшает его губы.
– Не уверен, что через несколько месяцев ты не запоёшь по-другому.
– И что это значит?
– Ты не захочешь бегать с животом, а после рождения – ездить в офис. У тебя будут другие заботы.
На секунду свожу брови, потому что это тоже может оказаться правдой. Я не знаю, каких буду размеров, может, у меня будут отекать ноги, еле подниматься руки, второй подбородок будет приветствовать в отражении, а каждый аромат на пути заставлять желудок изучать морские узлы. Сейчас я вообще ни в чём не уверена, всё дальнейшее размыто.
– Ждать тебя с тапками у двери?
Лицо Джейка мрачнеет.
– Ты не моя собачка.
– Что тогда?
– Мне достаточно, что буду приходить и падать к тебе в кровать.
– Или на диван, – ворчу себе под нос.
– Я не собираюсь спать на диване.
– Даже если между нами будет ребёнок?
– Даже если так.
– Что я должна делать? Меня уже пугают твои родители.
– О, расслабься и наслаждайся, потому что с той секунды, как слова-маячки: моя девушка, беременная, мой ребёнок – вылетели из моего рта, ты заняла пьедестал их любви. Теперь я болтаюсь где-то рядом как бонус к тебе. Типа плюс один.
Я поднимаю брови.
– Они настолько потеряли надежду?
– Я вообще её не давал, мне нравится чувствовать себя свободным, не обременяясь чем-то.
– И сейчас…
– Я тоже свободен. Оказывается, у меня был слегка узкий кругозор, ты никак меня не ограничиваешь.
Я напрягаюсь, и Джейк замечает изменения.
– Успокойся, ревнивица, – смеётся он. – Я имею в виду другую свободу. Мы прошли этап открытых отношений. Мне не нравится, что какой-то кретин может залезть тебе под юбку. Кстати, тоже пройдено.
– То, что ты упоминаешь это, уже само по себе отвратительно. Зачем вообще об этом помнить?
– Это как напоминание, вроде записки на холодильнике. Через мой труп какой-нибудь урод стянет с тебя одежду. Раньше думал – плевать, мне какая к черту разница, я не принадлежу тебе, ты не принадлежишь мне. Всё поменялось. Я сломаю любую конечность другого, которой он коснётся тебя.
– Слишком драматично.
Джейк награждает меня многозначительным взглядом.
– Хочешь опробовать?
– Я не хочу, чтобы меня кто-то трогал.
– Придерживаюсь того же мнения. Если мы не женаты, это ничего не меняет, Ребекка. Даже ребёнок ничего не меняет. Ты – моя, и буду не против, если твои семь гномов будут в курсе.
– Ты вламываешься в мой кабинет, как к себе домой, вряд ли до кого-то долго доходит.
– Если кто-то из них будет клеиться к тебе, я закажу ему гроб, а ты организуешь похороны.
Прищуриваюсь, оглядев его с ног до головы. Впервые вижу его таким собственником, не терпящим возражений.
– Ты никогда не был таким.
На удивление, Джейк улыбается. Он кладёт ладони на мои щёки и шершавыми подушечками поглаживает скулы.
– За двадцать пять лет я впервые встретил девушку, которую хочу во всех нормальных и ненормальных смыслах, и лучше бы кому-то другому не отбирать у меня это. Я люблю тебя. Ты первая и последняя, кто слышит эти слова. Я хочу, чтобы ты знала это и берегла мое сердце, как во всех смазливых мелодрамах. В ответ я буду беречь твоё.
Я едва не хмыкаю, чтобы не расплыться лужицей в его ногах.
– Господи, я сейчас сам расплачусь, – говорит Джейк, имитируя дурацкий писклявый голосок.
Ещё секунда и мы взрываемся хохотом.
– Ты всё испортил! – бью его по грудной клетке, продолжая смеяться. – Всё так красиво начиналось!
– Ой, да плевать, – усмехается Джейк. – Я похож на писающего радугой мальчика?
– Но хотя бы раз ты мог затянуться!
– Ага, мог. Наверно.
Выскальзываю из его рук в тот момент, когда он тянется с поцелуем. По пути подхватываю коробку и шлепаю босыми ногами по плитке молочного оттенка.
– Теперь ты всё испортила!
– Ой, да плевать, – улыбаясь, бросаю я, повторяя его слова. – Твои родители прилетят через три часа, а у нас пустые полки холодильника.
– Поедем в магазин, как все среднестатистические пары, чтобы закупиться продуктами на год вперёд?
Я останавливаюсь у белоснежного кухонного острова. Ещё одна причина выбрать именно эту квартиру: белая кухня в скандинавском стиле. Она намного лучше, чем великолепно, прекрасно, невероятно. Расставляю ладони по столешнице древесных оттенков и устремляю взгляд к Джейку, который скрестил руки и оперся бедром на дверной косяк комнаты-без-точного-определения.
Он склоняет голову на бок и прищуривается. Лёгкое головокружение напоминает о себе. Джейк прекрасно осведомлён о своей сексуальности, и умело пользуется данной чертой.
– Только если ты не желаешь сделать это один.
– Не желаю, – улыбается он.
– Джентльмен в тебе давно умер.
– Я всё ещё открываю перед тобой дверь.
– Только для того, чтобы попялиться на задницу.
– Это приятный бонус.
Бросаю смятую коробку к остальным.
Несколько минут уходит на то, чтобы собраться. Всё это время Джейк следит за каждым моим движением, оставаясь в прежнем положении. Он и слова против не говорит, пока перебираю вешалки, выбирая платье, распределяю солнцезащитный крем по открытым участкам тела и привожу лицо и волосы в тот вид, где выгляжу не так, словно только что была обнаружена на сеновале и ни в гордом одиночестве с книгой в руках. К сожалению или радости, взбучку сегодняшним утром мне устроили остатки коробок, борьба была не на жизнь, а на смерть. Из войны я вышла победителем.
Когда сую ноги в туфли, выпрямляюсь и обращаю взгляд к Джейку.
– Оставишь комментарии или можно ехать?
– Нет, – полуулыбка трогает уголки его губ.
– Очень подозрительно. Ты полчаса ждал, пока я собираюсь.
– Я в курсе.
– И ничего существенного не придумал? День не начнётся, если ты что-нибудь не ляпнешь.
