Мы подошли к какому-то мужику, который у меня в глазах вообще растроился.
– Горыныч, я тебе пропуск не выдавал. Ты что здесь делаешь?
А-а-а-а, это ж Змей, значит, в глазах еще не троится. Это просто наши тройняшки синхронно пьют.
– Любовь.
– Зла.
– Да, – по порядку высказались Горынычи. Последний даже слезу пустил.
– Любовь зла, полюбишь и уборщицу, – Яга махнула куда-то в сторону. Может, так заказ делают?
– Что ты понимаешь в любви, старуха? Да и сравнила тоже с нашей красавицей, – Один из Змеев тоже махнул рукой.
– Твоя цаца уже давно без сердца. Да и у тебя-то оно только одно на троих – особо не поделишься. – Багира села рядом с одним из тройняшек и оперлась на его плечо, то ли удерживаясь от падения, то ли в знак поддержки.
– А что поделать, если любовь? – это горестно вздохнул ректор.
Яге и Змею принесли желтоватую жидкость, похожую на пиво, а ректор стал что-то заказывать. Мне есть не хотелось. Даже несмотря на то, сколько выпила, неприятные здешние запахи ощущала достаточно четко, чтобы рисковать тут что-то принимать внутрь.
Далее Горыныч поведал нам рассказ о своей любви. Той самой уборщице, что отдала свое сердце и поддерживала жизнь и молодость, как какой-то полузомби. Но должна признаться, я не прислушивалась, так как наш ректор Змею поддакивал! Такое впечатление, что тут не тройняшки, а четверняшки сидели. Наш Керчик даже забыл, что Горыныч тут без разрешения. Может, у ректора тоже несчастная любовь. У этого красавчика, за которым вся академия бегает? И дело не только в том, что об этом сказал сам магистр Кэррол. Я не раз ловила краем уха его имя в перешептываниях одноклассниц.
Пока я погрузилась в воспоминания об одноклассниках (а возможно, и просто вырубилась), мужская часть нашей попойки перешла на тему «все бабы су…». К ним даже присоединилась Багира, что-то визгливо согласно порыкивая, вися на плече все того же брата-акробата. Яга же уснула за столом.
– Все такие особенные! Умные, шебутные. И повредничают, и шутки устроят. И будут краснеть мило, когда вызову отчитывать. Что не мускулом, так магией крута. Неприступные, как будто кто-то преступить такую хамку хочет. Вот нет бы такие были, чтобы вместе спокойно почитать. Ну или, как с тобой, Горыныч, просто выпить да за жизнь поговорить.
Горыныч попытался поддержать ректора, но он-то в таверне дольше. Уже и соображал с трудом. Ректор вздохнул, ему, похоже, все еще хотелось выговориться и получить поддержку.
– Попей из аквариума. Мне однажды помогло, – ректор махнул в угол таверны. Там и правда была стеклянная емкость с рыбками. – Есть шанс даже сразу закуску поймать.
А Горыныч что? А Горыныч пошел нырять. Всеми тремя тушками. От шума, поднявшегося в таверне после этого действа, проснулась Яга. Багира же очухалась еще в тот момент, когда тройняшки встали и она свалилась с плеча богатыря на пол. Сейчас обе мои спутницы вытаскивали по очереди головы, увлекшиеся рыбалкой, и что-то им втолковывали. Мы остались с ректором наедине. Так и не дождавшись своей группы поддержки, Кэррол переключился на меня:
– А мне-то спокойствия хочется, понимаешь? Семьи, блинчиков, пивного животика. И чтобы жену свою защищать мог, героем выглядел. Но не от драконов и всяких сильных магов, а, ну там, от закрытой банки. Или придержать, чтобы не упала. Понимаешь? – Ректор стукнул полной кружкой по столу, расплескав напиток. Я не понимала, но на всякий случай кивала. – Надоела эта аура сильного красавчика, даже подумывал рожу в огонь ткнуть, представляешь? – В этот раз ректор кружкой взмахнул, окончательно все расплескав. Я не представляла, но кивала. Кэррол взмахнул свободной рукой, требуя новую кружку для расплескиваний. – И тут она. Она! Та, ради кого хочется быть героем. Как только она споткнулась о собственную ногу и слетела с лестницы, сломав руку, я понял – это судьба! Хотя сердечко мое затрепетало еще за пару минут до этого. Очередная «неповторимая» устроила кавардак, я на нее и наорал. А тут мое солнышко на лавочке сидит и говорит: «Можно потише?» Ушла та, на которую кричал, я сел рядом со своей суженой. А она сидит и читает. Так и сидели в тишине… Далекие звуки взрывов смеха неуемных студенток. И ее размеренное дыхание при чтении. Я оказался непозволительно близко, она закрыла учебник и пошла спускаться на другой этаж. Ну а потом все – судьба. Никогда не видел, чтобы кто-то так нелепо падал. – Ректор расплылся в счастливой улыбке. – Тогда и понял, что нашел ту самую, – улыбка у Кэррола пропала, – только упустил. У нее оказался слишком короткий срок отсидки. До вас делали тестовый вариант для других нарушивших закон. Рыбаку вон вообще совмещать пришлось. И за налоги отсидел, и за МЛЯ.
– Налог?
– Не заплатил налог на имущество. И ладно бы имущество осталось, так рыба все забрала. Чего ж налог-то оставила?
С мысли о том, что тут, оказывается, сидят не только по одной статье, сбили крики.
– Ах ты, курица-несучка! Вертай назад, а то все патлы повыдергиваю! – Яга вцепилась в какой-то клубок ниток и продолжила визжать. – Я тебе покажу нувюгатор. Клубок это мой. Отдай, патлатая!
Девушка, не отпуская клубок, что-то спокойно ответила. В отличие от крикливой и пьяной Яги, слышно, что сказала, не было. Бабуля с новым энтузиазмом вцепилась в нитки и закричала:
– Хочу дарю, хочу взад забираю! – И явно Яга начала что-то колдовать. Я стала узнавать это не только по тем спецэффектам, которые иногда возникали. Но и по сосредоточенному лицу, которое бывает у тех, кто решает давно позабытые логарифмы.
– А кто эта девушка? Ей бабуля ничего не сделает?
– Премудрой-то? С чего бы это? Ее даже в тюрьму посадить не удалось. А она в Мусорном мире раз пять замуж выходила засветясь. Но закон знает. К частичному имени не привязать. Тем более к такому часто встречаемому. А все эти Премудрая и Прекрасная – только эпитеты. А Царевна-лягушка – вообще статус, – ректор покрутил пальцем, как будто на него что-то накручивает, и поморщился.
– А чего же тогда Дурак на эпитет не сослался?
– Дурак потому что, – ректор буркнул уже в кружку.
– А Рыбак?
– А у него имя полное такое. Да и привязка по ауре произошла еще в тестовую отсидку. Теперь только комиссией снимать. Даже если его отпущу, все равно артефакт притянет сюда. Так что и Горынычевский выход в таверну не так уж страшен – не сбежит, – ректор ткнул уже слегка подрагивающим пальцем в сторону наших тройняшек. – Хотя кому я это рассказываю, ты своего соседа подговариваешь на проверку комиссии. Но, дорогая моя, несмотря на мое уважение, и чего уж греха таить, страх перед Кощеем, все его прошения в мусоросжигателе. Недостаточно оснований для вызова столь влиятельных людей.
Сердцу стало тепло. Пусть и прав был Кощей, что не примут заявления о моей невиновности, все равно попытался.
– Садись, боевая ты наша, – рядом раздалось хихиканье Багиры. Я оглянулась и поняла, что за своими розовыми мыслями и воспоминаниями совсем пропустила возвращение всех наших собутыльников, включая вернувшуюся от другого столика Алису.
