Я усмехнулся.
– Благодарю вас, принц, за столь образные сравнения. У вас яркое и живое воображение.
Он в ответ отсалютовал мне стаканом с соком и кивнул:
– Благодарю, ваше величество, за столь лестную оценку моих качеств.
– Что ж, принц, если продолжить ваш образный ряд, то кто тогда будет Германия?
Но Макс не купился на провокацию и покачал головой:
– Да простит меня ваше величество, но здесь речь не только и не столько о Германии. Как я уже говорил ранее, Великая война выявила трех фактических победителей – Россию, рейх и Америку.
Вяло интересуюсь:
– Почему вы считаете рейх победителем в войне, позвольте полюбопытствовать? Ведь формально и фактически рейх был вынужден уйти со всех оккупированных территорий в Европе, пришлось соглашаться на огромные «добровольные взносы» в Международный банк восстановления и развития, даже куски Эльзаса и Лотарингии пришлось французам передать, хотя именно немецкие войска были в Париже, а не французские в Берлине. Вряд ли пара второсортных колоний в Африке стоили нескольких лет войны и стольких жертв. Ваши виды на Ближний Восток с разгромом Османской империи фактически потеряны, Циндао Япония похоже отдавать не собирается, Австро-Венгрия потеряла огромные территории и трещит по швам. И на этом фоне вы говорите о победе Германии. Мне просто интересно ваше видение этого момента.
Но рейхсканцлера смутить было совсем не просто, и было видно, что у него в голове есть ясная картина происходящего. Во всяком случае, главой правительства государства, которое только что потерпело пусть не сокрушительное, но весьма тяжелое поражение, он никак не выглядел.
– Я охотно поясню нашу позицию.
– Прошу простить, принц, но, прежде всего, чью это «нашу»? От чьего имени вы говорите сейчас?
Максимилиан Баденский склонил голову, признавая законность моего вопроса.
– Как наверняка известно вашему императорскому величеству, политические элиты рейха неоднородны. Засилье стариков-милитаристов завело Германию в тот тупик, который и привел нас к вступлению в Великую войну в той конфигурации, которая едва не привела нас к военной катастрофе и реальному поражению в войне. Ослепленные упрямцы с генеральскими погонами упорно вели Германию к разгрому уже в этом году. Для всех мыслящих людей в рейхе это было очевидно.
Качаю головой.
– Что-то мне не показалось, что это было так уж очевидно для всех мыслящих людей в Германии перед войной или в ее начале. Наоборот, большинство элит были просто опьянены от предстоящей легкой победы.
Макс неохотно согласился.
– Да, вначале так и было. Планы Мольтке и Шлиффена казались практически идеальными, и мы и вправду верили в то, что сможем разгромить Францию еще до того, как Россия закончит мобилизацию своей армии.
– Но тут что-то пошло не так.
– Да, что-то пошло не так. Ряд стратегических ошибок и неверная оценка ситуации в России сначала затянули войну на два с половиной года, а затем оказалось, что Россия, которая должна была, как нам представлялось, вот-вот пасть под ударами внутренней смуты, не только не вышла из войны, но и, наоборот, резко укрепилась. Позднее у многих была надежда на то, что погруженная в анархию и гражданскую войну Франция выйдет из войны, но и тут наши расчеты не оправдались. А когда стало понятно, что Франция официально из войны не выйдет и не потребует от Антанты вывести свои войска, даже если будем наступать вплоть до Атлантики, а все наши игры с якобы независимыми Бургундиями и прочими лишь осложняют дело, то всем стало ясно, что пора заканчивать эту бессмысленную войну. Тем более что Германия достигла всех целей, которые фактически ставила перед собой, вступая в нее.
– Вот как? Объяснитесь, принц.
– С удовольствием, ваше величество!
– Но прежде я все же хотел бы услышать, кто такие «мы» и кого вы представляете.
Конечно, такой нехитрой уловкой раскачать такого опытного болтуна-политика и сбить его с толку было малореально, но я вел свою линию, стараясь удержать инициативу за столом переговоров. В конце концов, он приехал ко мне, а не я к нему. А то, что он прибыл с фактической поддержкой на фоне ультиматума Британии, отнюдь не ставило меня в зависимое положение как человека, который вынужден искать чьей-то дружбы и расположения. И я старался это сразу продемонстрировать.
А рейхсканцлер вынужден был с этим мириться и с готовностью кивать:
– Понимаю. Скажем так, я представляю влиятельную группу либералов и прогрессистов, за которыми стоят германские промышленные и финансовые круги. Старая военная партия привела рейх на грань военной катастрофы, за которой неизбежно последовал бы экономический кризис, репарации и прочий разгром. Естественно, деловым кругам Германии это не могло понравиться. Чем и не преминул воспользоваться наш благословенный кайзер, вернув себе законную власть и взяв под арест генералов-узурпаторов.
– Кстати, а как там Гинденбург с Людендорфом?
Макс стоически выдержал очередной поворот беседы и терпеливо ответил, изобразив благодушие:
– Гинденбург пишет мемуары в тюрьме, а Людендорф занят тем же в Швейцарии.
– Не опасаетесь, что они там сильно уж разоткровенничаются?
– Нет, не думаю. Все, что пишет Гинденбург, естественно, проходит цензуру, а Людендорфу четко дали понять, что мы не требуем его экстрадиции ровно до тех пор, пока он ведет себя достаточно скромно в этом отношении.
– Впрочем, мы отвлеклись. Так на чем мы остановились, принц?
Максимилиан смиренно склонил голову.
– На том, ваше величество, что после отстранения Гинденбурга и Людендорфа к власти пришло правительство прогрессивно настроенных представителей германской элиты.
– Да, благодарю вас, продолжайте.
Что ж, мой визави пока достойно держал линию. Интересно, как надолго его хватит?
– Благодарю вас, ваше величество. Как говорят у вас в России, возвращаясь к нашим овцам…
– К баранам.
– Да, к баранам, спасибо. Так вот, возвращаясь к нашим баранам, я хочу повторить – по итогам войны миру явлены три молодых и энергичных волка, каждому из которых мешает старый и дряхлый лев. Россия и США уже начали передел этого мира, а Германия готова им помочь и присоединиться к общему пиршеству. Три горячих, сильных и амбициозных хищника, которым тесно в границах их охотничьих владений. Три новые великие державы, которые пришли на смену одряхлевшим империям прошлого – Британской, Австрийской, Французской и Османской. Старые империи точно так же уходят со сцены, как раньше сошли с мировой сцены Испанская, Португальская и Голландская империи. Новый мир принадлежит нам, и только от нас зависит, каким он будет и как мы сможем распорядиться им самым наилучшим образом. Вы интересовались, ваше величество, почему Германия, с нашей точки зрения, вошла в число победителей в этой войне и почему нам с Россией больше нечего делить. Отвечу так, как вижу это лично я. Германия и немцы вышли из войны не только не сломленными, но и закаленными в боях. Дух нашей нации силен, как никогда. Мы полны энергии и готовы к экспансии. Более того, по итогам войны рейх фактически стал единственным жизнеспособным государством германской нации. Дни Австро-Венгерского проекта сочтены. Германия полностью обезопасила себя на Западе, разгромив и обескровив Францию, которая еще долго не сможет нам угрожать. Попытка реванша за проигрыш в войне 1870–1871 годов закончилась для французов национальной катастрофой, и вряд ли теперь там найдется столько желающих воевать. А отдав частично территории Эльзаса и Лотарингии, мы выбили даже формальный повод для реваншистских настроений. «Никогда больше!» – формальный лозунг Стокгольмского мирного договора, актуален для Франции, как ни для кого в Европе. Фактически этот лозунг стал национальной идеей французов.
