— Да, я знаю, — Эсме нахмурилась. — Но разве он сейчас здесь?
Оба кивнули.
— Капитан везде, — пояснил Кузнечик, увидев ее растерянное лицо. — Он управляет кораблем, все видит и все слышит. Сейчас он, наверное, разговаривает с… помощником, но одновременно слушает наш разговор и все другие разговоры на борту.
Фрегат больше не будет вас тревожить, я прослежу.
Как же она сразу не поняла? Эсме ужаснулась при мысли о том, что на самом деле представляет собой пара фрегат — навигатор. Ей всегда казалось, что управлять живым кораблем — то же самое, что управлять лошадью или отдавать команды собаке, лошади или грогану. Налево, направо, стоять, ко мне… Выходит, все совсем по-другому, и для того, чтобы подчинить себе фрегат, нужно очень сильно измениться.
— Похоже, нам и впрямь лучше поменять тему, — сказала она смущенно. — Я не хочу, чтобы из-за меня у вас были неприятности. А… нет, все-таки спрошу. Это правда, что женщин раньше выбрасывали за борт, если начиналась буря?
Кузнечик вспыхнул, словно девушка, а Сандер принялся пространно объяснять, как возник этот странный обычай и почему он исчез. Единственное, что Эсме удалось понять из его объяснения, — слухи не были так уж далеки от истины, как хотелось бы.
— Но вам ничего не угрожает! — заверил матрос, увидев, как изменилось выражение ее лица. — Просто не выходите из каюты, вот и все…
Эсме вздохнула.
— Вы, кажется, собирались меня развлечь? Матрос заулыбался и вытащил из-за пазухи нечто странное — с десяток тонких трубочек разной длины, соединенных между собой. Эсме поняла, что это музыкальный инструмент, но ничего подобного ей раньше видеть не приходилось.
— Так вы музыкант? — спросила она, невольно подавшись вперед. По лицу Сандера пробежала тень, и, недолго поколебавшись, он произнес изменившимся голосом:
— В большей степени, чем кажется. Если бы не сирринг, меня бы уже давно ссадили на берег.
И прежде, чем Эсме успела опомниться, он заиграл.
Мы там, где звездный свет
Мы там, где неба нет…
Слова вспомнились легко, но пела Эсме лишь в мыслях. Она неожиданно ощутила, как где-то в глубине сознания пробуждается старое-старое воспоминание — ворочается, точно донная рыбина. Целительница редко бывала на представлениях заезжих актеров, но моряцкие песни знала наизусть из-за мыслеобразов своих пациентов — в голове у моряка что ни мысль, то песня, и чаще всего — непристойная.
Но эта песня была необычной.
Взмывая к облакам,
Доверясь парусам,
Мы выбираем путь, не зная горя…
Едва сирринг коснулся губ Сандера, матрос преобразился и разом помолодел лет на десять. Он играл с закрытыми глазами и весь самозабвенно отдался музыке — куда только подевались неуклюжесть и робость?
В бездонной глубине,
В прозрачной вышине
На крыльях серых птиц летают наши души…
Мелодия вилась вокруг них — живая, свободная… и жестокая. Эсме не знала, отчего Сандер выбрал именно эту песню, но ей внезапно сделалось страшно. Она отчетливо ощутила, что по ту сторону полуживого корпуса дышит океан, опасный и равнодушный, а взгляд фрегата вновь стал пристальным и весьма неприятным. Похоже, фрегат изучил ее мыслеобразы — и, изучив, счел недостойным противником. Эсме никогда раньше не чувствовала такого презрения, необъяснимого никакими причинами, — в Тейравене ее не любили, но все-таки признавали талант и временами жалели, а здесь… «Чего ты хочешь?» — спросила Эсме, но чуждость не ответила.
Музыка смолкла, и целительница вытерла украдкой внезапно проступившие слезы.
— Благодарю, — сказала девушка, с трудом найдя силы, чтобы скрыть истинные чувства. — Это было… прекрасно.
— Я не собирался вас так расстраивать, — матрос виновато вздохнул и укоризненно посмотрел на своего младшего товарища. — Что же ты? Забыл слова?
— Замечтался, прости. — Мальчишка и впрямь выглядел так, словно на некоторое время его душа воспарила за облака и оттуда взирала на океан. — Давай еще раз… — Он изменился в лице и вскочил. Эсме перевела взгляд на Сандера и увидела, что тот тоже посерьезнел.
— Простите. — Он спрятал сирринг и, к счастью, кланяться не стал. — Нас требуют на палубу. До встречи!
И оба исчезли так быстро, что Эсме даже не успела ответить.
Мы там, где звездный свет…
Отголоски затихшей музыки все еще бились о стены тесной каюты. Эсме недоумевала: отчего ей так страшно сделалось, когда зазвучал этот простой и милый, в общем-то, мотив? В этом тоже крылась какая-то тайна, и девушка невольно задалась вопросом — есть ли на борту этого фрегата хоть кто-то или что-то простое и понятное, без тайн и секретов.
Мы там, где неба нет…
Она опустилась на койку, закрыла глаза — и почувствовала, как каюта схлопнулась.
Позднее Эсме не могла вспоминать этот момент без содрогания. Вдруг, в один момент, ей стало нечем дышать, вокруг сделалось совершенно темно, и в темноте приготовилась к прыжку чуждость.
Это было даже страшнее, чем тьма и ночные кошмары, поэтому…
…поэтому неудивительно, что девушка очнулась только на палубе.
Легкий ветерок тотчас взъерошил ее волосы. Эсме зажмурилась — после полумрака каюты солнечный свет казался слишком ярким — и подставила лицо ветру. Здесь, на открытом воздухе, давление фрегата ослабло, и она сумела восстановить контроль над собственными чувствами. Причина произошедшего осталась покрыта тьмой.
— Моя госпожа, — послышался знакомый голос. — Но вы же…
— Я уже вышла, Кузнечик, — ответила Эсме, решив не сообщать юнге, что ее, собственно говоря, выгнали. Знать бы почему. — В каюте душно. Я не пленница на вашем корабле, поэтому могу делать, что хочу, так?
Мальчишка вздохнул.
— Ну, кто это у нас? — прозвучал — точнее, прорычал — новый голос. Чья-то тень заслонила солнце, и Эсме приоткрыла глаза. Над ее головой на фоне синего неба полоскались на ветру белоснежные паруса; где-то высоко перекрикивались матросы. Фрегат шел споро, над верхушками мачт кружились несколько чаек.
Перед Эсме стоял огромный, широкоплечий, длиннорукий и волосатый… гроган.
Целительница растерянно моргнула, словно неожиданное видение могло раствориться в полуденном мареве. Уж не перегрелась ли она? Или, может, помешалась? Гроган выглядел огромным, но ему и полагалось быть таким, а вот умного блеска в красных глазах и насмешливой улыбки ему не полагалось, это ей точно было известно.
Разве гроганы разумны?
Разве гроганы умеют говорить?!
— Я так и понял, что капитан притащил на борт бабу… э-э… женщину, — пробурчал гигант, обращаясь к самому себе. — И разговаривать с ней запретил, это так. Но я взамен попросил, чтобы эта… женщина… носа из каюты не высовывала, потому как моя девочка волнуется. Того и гляди скинет кого в воду, кархадонам на съедение. Кузнечик, ты не передал капитану мои слова?
