— Мы с каждым днем все дальше от прародины, — неожиданно проговорила Ризель, обращаясь скорее к самой себе. — Никто из почтенных ученых мужей не сумеет прочесть и строчки из Книги, потому что они забыли наш язык. Я не могу их винить — как его учить, если единственный текст на древнем наречии хранится в императорской библиотеке и его нельзя копировать? — Ее усмешка отчего-то показалась Фаби жестокой. — Спросишь, почему нельзя? Отвечу. Но сначала читай. Вслух…
«Шел год седьмой от Великого пришествия, и тогда собрались все небесные люди. Первым говорил Капитан Ворон, и сказал он так:
— Братья и сестры мои! Вижу я, что люди этого мира больше не ходят на четырех конечностях, словно животные, и не едят плоть подобных себе. И это хорошо!
Вторым вышел говорить Жаворонок, и сказал он так:
— Братья и сестры мои! Теперь люди этого мира знают, как растить пшеницу и рис, бобы и просо. Больше не едят они траву, что стелется под ногами, и водоросли, что прибивает волнами к берегу…»
Фаби раздвоилась. Одна ее половина послушно читала, пробираясь сквозь дебри торопливого почерка Ризель, а другая лихорадочно размышляла, пытаясь понять: в чем же здесь подвох? Неужели Ее Высочество решила испытать свою подругу? Ведь даже ребенок знает, что небесным фрегатом, «Утренней звездой», командовал Цапля, первый Капитан-Император…
Ризель неожиданно нахмурилась.
— Ниже читай! Там, где про огонь.
Фаби пробежала глазами остаток записей и взяла следующий лист.
«…так говорил каждый из пятнадцати магусов, небесных людей, о благах, что принесли они людям земным, а когда все закончили, снова встал Капитан Ворон и спросил:
— Все ли помнят о том, что предсказал Буревестник в день, когда впервые мы ступили на эту землю? Все ли соблюдали запреты?
— Да! — ответили магусы, но нахмурился Капитан Ворон, потому что знал: один из его соплеменников не сдержал слова и дал людям огонь. Но никто не признавался в содеянном, и тогда сказал Капитан:
— Хорошо же! Значит, люди открыли огонь сами. Так знайте теперь, что было предсказано: если земные люди узнают тайну огня, нам следует дать им огня великое множество…»
Фаби застыла. Час от часу не легче — сначала Капитан Ворон, а теперь это. До сих пор текст, хоть и поражал странной расстановкой слов, был вполне понятен, но последняя фраза ее удивила.
«Огня великое множество»?
— Я полночи промучилась над этим выражением, — проговорила Ризель тоном расстроенной маленькой девочки. — Ума не приложу, что имелось в виду. Там дальше еще есть, читай…
«Небесные люди сидели спокойно и слушали Капитана Ворона. И тогда он спросил:
— Скажите мне теперь, не нарушал ли кто второй запрет?
— Нет! — сказали Небесные люди, и помрачнел Капитан Ворон, словно туча: видел он, как летают по небу те, кто совсем недавно ползал по земле, точно черви.
— Хорошо же! — сказал он. — Значит, люди научились летать сами, и поэтому увидят они самые большие крылья из всех, что есть у нас…»
— Ты веришь, что магусы когда-то умели летать?
— Я… — Фаби растерялась. Принцесса пытливо вглядывалась в лицо подруги, и девушка поняла, что от ее ответа многое зависит. — Я знаю, что «Утренняя звезда» летала, — ведь как иначе наши предки оказались в этом мире? И мне порою казалось странным, что символами Семейств стали птицы. Но… нет, я думаю, это какая-то метафора. Летать сейчас умеют только крыланы.
— Крыланы… — эхом отозвалась Ризель. — Читай дальше.
«…и когда понял Капитан, что третий запрет тоже оказался нарушен, потому что видели дети земные то, что было сокрыто от магусов, сказал он так:
— Если тот, кто сделал это, не признается сейчас, то одарим мы землю эту последними дарами, а потом улетим домой.
Встал тогда хранитель огня, пламеннокрылый Феникс, промолвил:
— Я дал людям огонь. Сказал он:
— Я подарил им крылья.
Были его последние слова такими:
— Я научил людей видеть сокрытое…
Тогда Капитан попросил у магусов, детей небесных, семь дней на размышления, но раздумья длились в семь раз дольше, потому что было слишком тяжелым решение. Вернувшись же к народу своему, сказал он Фениксу:
— Отдай огонь сыну, будет он отныне Хранителем. Сам же ты получишь пламя, и крылья, и море — и оставишь нас навеки.
Промолвила тогда Эльга-Заступница:
— Прости его, Мудрейший! Что сделано, того не воротишь! Видишь, Утренняя звезда сияет на небе, как раньше, — значит, предсказание не сбылось! Пусть останется с нами тот, в чьем сердце вечно живет огонь далеких звезд…
Но непреклонен был Капитан Ворон, и были слова его холоднее льда, тяжелей камня:
— Как можем мы ожидать, что земные люди будут уважать нас и бояться, если слово магуса стало теперь легковесней птичьего пера? Три запрета были нарушены, и три наказания понесет отступник.
Стоило ему сказать это, как раздался гром и молнии объединили небо с землей — а когда все закончилось, увидели магусы, что нет больше Утренней звезды. Так сбылось предсказание Буревестника, после чего удалился Капитан в великой печали, оставив детей небесных навсегда.
В один день лишились они самого мудрого и самого смелого».
Фаби положила исписанный листок обратно на стол и обняла себя за плечи, пытаясь унять сильную дрожь. Отчего Ее Высочество доверила ей такую страшную тайну, и именно сейчас? Быть может, она чувствует, что владычество Цапли близится к концу…
Нет.
Воробей не может повлиять на ход событий. Если дом Цапли падет, а Ворон вспомнит о том, что принадлежит ему по праву, — что ж, воробьи будут наблюдать и надеяться, что победитель не вознамерится их уничтожить. Их целью всегда было выживание, и до сих пор семейству сопутствовал успех — во многом благодаря тому, что они умели довольствоваться малым и никогда не позволяли амбициям взять верх над здравым смыслом. Где сейчас гордые Фениксы, клан Фейра? Уничтожены, разбиты, а имя последнего лорда навсегда опозорено клеймом «изменник». Буревестники? Последний из рода Амальфи пал жертвой предательства, которого не сумел предвидеть. Даже мирные Совы, Соффио, не устояли…
Быть может, всем семействам суждена подобная судьба, но Фаби отчего-то была уверена: воробьи, скромные и незаметные, выживут. Только вот гордиться этим не следовало.
Фаби выпрямилась и встретила взгляд Ризель: принцесса улыбалась краешком рта, да только в улыбке не было ничего веселого. На плечах этой хрупкой женщины лежал чудовищный груз, а ее изысканный хрустальный рай вот-вот должен был разлететься на осколки. Белая Цапля была единственным глашатаем воли Капитана-Императора, который вот уже несколько лет не покидал покоев, расположенных в западном крыле Яшмовой твердыни. Странная болезнь, поразившая императора, не была заразной — по крайней мере, за прошедшие годы никто не подхватил от него смертельный недуг, — но если поначалу он хоть изредка появлялся на людях, то теперь его навешали только двое доверенных слуг и сама принцесса. Ризель заходила к отцу каждое утро, выслушивая наставления, которые после передавала советникам. Однажды — это было уже после того, как Фаби привезли во дворец, — кто-то из клана Орла захотел встретиться с императором лично. Ризель не стала противоречить; советника провели к больному. Строптивец пробыл там недолго — выскочил за дверь весь бледный и трясущийся, бормоча что-то о «каре небесной». Потом Фаби слышала, что он почти сутки провел в ванной и заставил слуг сменить воду не меньше десяти раз.
