Он был в обычном черном наряде и неизменной платке, скрывающем большую часть лица. Джа-Джинни раньше никогда не встречался со Змеенышем так близко и не замечал, какие странные у него глаза — желтые, очень большие. На мгновение ему даже показалось, что зрачки этих глаз сжимаются в щелочки, а не точки.
— Шевельнешься — прирежу, — предупредил крылан на всякий случай.
— Очень надо! — Змееныш хрипло рассмеялся. — Берите то, за чем пришли, и уматывайте поскорее.
— Кто-то из нас сошел с ума, — пробормотал Джа-Джинни. — Или за стеной прячется отряд сторожей?
— В доме нет никого, — устало ответил Змееныш. Можете даже выйти через дверь, никто вас не остановит. Передавай мое почтение Крейну.
— Послушай… — Лезвие сдвинулось чуть выше, и Змееныш задрал подбородок. — Это какая-то ловушка, да? Иначе не может быть. Зачем ты отдаешь нам карту?
— Убери железяку, тогда скажу! — выпалил Змееныш на выдохе. Крылану пришлось подчиниться. — Звездочет разделил карту пополам. На ней обозначены три места… он считает, что там хранятся части механизма, который позволит отыскать главное сокровище…
— Какое?
— Ха! Ты еще не понял? — Змееныш прищурился. — «Утреннюю звезду» — корабль, на котором Основатели путешествовали между мирами.
Джа-Джинни ошеломленно застыл. Крейн упоминал о том, что сокровище как-то связано с Основателями, но такого он и предположить не мог…
— «Утренняя звезда» — легенда, — крылан покачал головой. — А если даже она существовала когда-то, то давно разрушилась.
— Да-а? — Змееныш опять рассмеялся. — Яшмовый дворец, по-твоему, тоже легенда? А ведь ты там был… гулял, так сказать, в садах… все-все, я молчу!
— Нет, не молчи, — хмуро бросил Джа-Джинни. — Ты еще не все рассказал. О нашем приходе знали?
Змееныш кивнул.
— Откуда?
— Не скажу, — последовал спокойный ответ. — Потому что после этого мне останется лишь вырвать у себя сердце и самому его съесть. Хотя… да, я могу кое-что объяснить. Звездочет понимает: твой капитан безумно заинтересован в том, чтобы отыскать сокровище, чем бы оно ни являлось. Вот он и решил: зачем мотаться по морям самому, когда это может за тебя сделать кто-то другой? Крейн получит часть карты, на которой отмечены два места, и отправится на поиски, а Звездочет в это время отыщет третью часть. Потом они встретятся… договорятся, хм, не знаю. Короче, потом Звездочет любыми способами отнимет у Крейна два артефакта, которые тот разыщет, и — вот тебе раз! — у него окажется готовая штуковина… назовем ее небесным компасом. Он-то и укажет путь к «Утренней звезде». Затраты и потери уменьшены на две трети… в общем, думаю, ты понял…
Длинная речь отняла у Змееныша много сил — он запыхался и теперь дышал тяжело, со свистом, всячески стараясь это скрыть. Джа-Джинни смотрел на него со смешанным ощущением жалости и презрения.
— Он знал, что Крейн пришлет кого-нибудь… по всей вероятности, тебя.
Крылан вздохнул.
— Врешь ты все. Крейн сам об этом не знал до сегодняшнего вечера.
— Слишком… долго! — Внезапно Змееныш вздрогнул всем телом, в его странных глазах появился страх. — Уходите! Уходите сейчас… прошу…
— Мне это не нравится, — шепнул Кузнечик, прячась за спину крылана. — Он странно себя ведет…
— А когда-нибудь было иначе? — отозвался Джа-Джинни. Ему больше не было страшно: Змееныш сам сказал, что в доме никого нет, а раз так — бояться нечего. — Я хочу понять, что происходит.
Змееныш перестал их замечать; его руки и ноги задергались, голова запрокинулась, и он медленно сполз с подоконника. Под платком видно было, как шевелятся губы, и Джа-Джинни наклонился, чтобы его снять, — но почему-то ощутил смутное беспокойство, едва протянув руку. «Падучая? Он болен?..» Джа-Джинни не заметил, что говорит вслух. Змееныш его не услышал, зато услышал юнга:
— Нет, это что-то другое. Я… мне доводилось видеть припадок… это не то…
— Понятно, — вздохнул крылан и собрался встать, как вдруг рука Змееныша взметнулась и схватила его за плечо.
— П-передай Крейну… — с трудом проговорил Змееныш, — пусть он ее бережет…
— Ее? — насторожился крылан. — Кого? «Невесту»?
Змееныш его не слышал.
— Я н-не могу ее увидеть… — шептал он. Его блуждающий взгляд перебегал с лица Джа-Джинни на сундук, стоявший рядом с окном. — Это так… странно. Передай Кристобалю… он должен беречь ее и опасаться того, что в этом сундуке…
И это были последние слова, на которые у Змееныша хватило сил: его глаза закатились, тело судорожно задергалось. Джа-Джинни осторожно опустил Змееныша на пол — для своего небольшого роста тот оказался неожиданно тяжелым.
— Сундук… — хрипло прошептал Кузнечик. — Посмотрим?
Крылан и юнга переглянулись.
До рассвета Джайна не сомкнула глаз. Время тянулось невыносимо медленно, и ей казалось, что прошла целая вечность, пока горизонт на востоке порозовел.
Дети спали. Против собственной воли они тоже принимали участие в том, что происходило сейчас в душе их странного гостя, — и, возможно, если ничего хорошего из этого не выйдет, на них ляжет часть вины.
«Нет, они здесь ни при чем. Виновата только я…»
Она протерла усталые покрасневшие глаза. Кто мог предугадать, что здесь, в забытом всеми богами захолустье, их найдет тот, кто знает о сущности клана Голубя? Рыбаки с побережья и крестьяне из окрестных деревень не догадывались, кто они такие… по крайней мере, Джайне хотелось в это верить. Но она все-таки не могла не заметить, что очень многие соседи избегают даже проходить мимо ее дома. Тех же, кто хоть изредка заходил в гости, и вовсе можно было пересчитать по пальцам одной руки.
Она покосилась на крылана. Около полуночи он забылся беспокойным сном — то и дело вздрагивал, беззвучно что-то шептал. Джайна чувствовала, как ему тяжело, но ничем не могла помочь: даже если бы каким-то чудом он оказался сейчас далеко от них, начатое остановить невозможно, оставалось лишь ждать. К утру его лицо сильно побледнело, а дыхание сделалось таким легким и незаметным, что Джайна решила — конец…
— Утро, — пробормотал крылан, не открывая глаз. — Боги, как я устал…
Джайна затаила дыхание.
Он с хрустом потянулся, а потом посмотрел на нее. Взгляд бирюзовых глаз был спокойным, но Джайна увидела перемену… только не знала, радоваться ей или огорчаться. Крылан молчал так долго, что она совсем растерялась. Наконец он проговорил совсем другим голосом:
— Я не знаю, надо ли тебя благодарить. Наверное, надо… но это очень тяжело. Те, кто был близок к смерти, говорят, что вся жизнь прошла перед их глазами. — Он замолчал, потом добавил: — Я как будто умер. У меня нет привычки благодарить тех, кто меня убивает.
