Так и оказалось.
– Да.
– Это я. Звоню из библиотеки в пентхаусе мисс Роуэн. Касательно Уэйда Эйслера. С пухлой физиономией и царапиной на щеке. По выражению вашего лица, когда он назвал вас Ниро, я рассудил, что вы сочли его неприятным.
– Счел. И считаю.
– Кто-то проявил с вами солидарность. Его тело обнаружили в кладовой здесь на крыше. Задушен веревкой. Полиция в пути. Звоню сказать, что понятия не имею, когда окажусь дома, и, думаю, вам следует знать, что вас наверняка побеспокоит Кремер. Человека укокошили всего лишь через несколько часов после того, как он сидел с вами за ланчем. Попытайтесь убедить Кремера, что вам ничего об этом не известно.
– Попытаюсь. А что тебе известно об этом?
– То же, что и вам. Ничего.
– Крайне досадная неприятность, но она того стоила. Тетерев оказался превосходным. Передай мисс Роуэн мой поклон.
Я ответил, что передам.
Другая дверь из конуры вела в боковой коридор, и я воспользовался ею, вышел оттуда на боковую террасу и двинулся к кладовой. Как я и ожидал, Кэл был не один. Он стоял, прислонившись спиной к двери и скрестив руки на груди. Лаура Джей, запрокинув голову назад и вцепившись ему в запястья, что-то быстро выговаривала, но столь тихо, что я не разобрал ни слова. Я резко выкрикнул:
– Прекратите!
Она круто развернулась и с вызовом уставилась на меня, подзадоривая подойти поближе. Я подошел.
– Вы, чертова идиотка! – набросился я на нее. – Немедленно прекратите! И вон отсюда! Прочь!
– Она думает, будто это я убил его, – вмешался Кэл. – Я пытался объяснить ей, но она не…
Тут она в буквальном смысле заткнула ему рот, закрыв его ладонями. Он схватил ее за запястья и отвел руки в стороны.
– Он все знает. Я рассказал ему.
– Кэл! Нет! Ты не должен был…
Я взял ее за локоть и рывком развернул к себе:
– Если хотите устроить спектакль получше, обнимите его за шею и стоните. Когда я пихну вас в бок, это будет означать, что приближается коп, и тогда начинайте стонать еще громче, а затем обернитесь и закричите, а когда он будет совсем близко – скажем, футах в десяти, – набросьтесь на него и расцарапайте ему лицо. Это отвлечет его, и Кэл сможет добежать до террасы и спрыгнуть. У вас в голове вообще хоть что-нибудь имеется, кроме воздуха? Что вы скажете, когда вас спросят, почему вы бросились искать Кэла во время моего объявления об убийстве? Что хотели первой его поздравить?
Лаура Джей закусила губу. Потом разжала зубы, повернулась посмотреть на Кэла, снова на меня и двинулась прочь. Сначала нерешительно, но затем ускорилась, и вовремя. Едва лишь она миновала первое дерево, как послышался стук задней двери пентхауса и тяжелый топот, и я развернулся поприветствовать компанию. Это оказался полицейский в форме.
Глава 3
Даже когда мой организм получает полную норму сна, восемь часов, мой персональный утренний туман в голове не рассеивается, пока я не выпью чашку кофе, а уж когда по независящим от меня обстоятельствам восемь часов урезаются до пяти, как это произошло той ночью, в ванную я бреду на ощупь. Вернувшись домой в пять утра и черкнув Фрицу записку, что спущусь к завтраку в 10:45, я поставил будильник на десять. Тогда я считал это разумным, но беда с будильником вечно заключается в том, что представляющееся разумным при его установке оказывается абсурдным при его звонке. Прежде чем продрать глаза, какое-то время я лежал неподвижно и отчаянно пытался отыскать альтернативу, однако, придя в сознание достаточно, чтобы припомнить, что в одиннадцать Вулф спустится из оранжереи, вынужден был сдаться. Через сорок минут я спустился по лестнице, вошел на кухню, поприветствовал Фрица, достал из холодильника апельсиновый сок и устроился за столом, где на подставке меня поджидал экземпляр «Таймс». Фриц, осведомленный о моем утреннем тумане столь же хорошо, как и я, и никогда не предпринимающий попыток пробиться через него разговорами, снял оболочку с колбаски и разжег огонь под сковородкой для оладий.
Убийство Уэйда Эйслера с помощью лассо в пентхаусе Лили Роуэн удостоилось передовицы даже в «Таймс». Для меня новостей в ней не оказалась – ничего такого, чего бы я уже не знал, проведя пять часов на месте преступления с сотрудниками убойного отдела, три часа в офисе окружного прокурора и три часа снова в пентхаусе Лили, по ее просьбе. Кэла Барроу взяли под стражу как важного свидетеля. Причем окружной прокурор не смог пообещать, что его освободят к ковбойскому шоу во вторник вечером. Арчи Гудвин заявил журналисту «Таймс», что не исполнял в пентхаусе профессиональных обязанностей, он и Ниро Вулф присутствовали там в качестве гостей. Мотива полиция не знала либо же предпочла умолчать о нем. Уэйд Эйслер, холостяк, был хорошо известной фигурой в спортивных и театральных кругах. «Таймс» не распространялась, что он питал пристрастие к молоденьким женщинам, при этом не отдавая особого предпочтения какому-либо определенному типу, но таблоиды, несомненно, по этой теме не преминут пройтись. И так далее.
Я намазывал мед на третью оладью, когда раздался шум останавливающегося лифта, а затем шаги Вулфа в прихожей. Он знал, что не застанет меня в кабинете, поскольку Фриц сообщил ему о моей записке, когда приносил в спальню завтрак, поэтому спешить я не стал и налил еще кофе. Едва я сделал глоток, как во входную дверь позвонили, и я направился в прихожую взглянуть на пришельца. Через одностороннюю стеклянную панель в двери я увидел до боли знакомую крупную, широкоплечую фигуру с красной физиономией. Прихожая на первом этаже старого особняка из бурого песчаника длинная и широкая, в ней располагаются напольная вешалка из орехового дерева, лифт, лестница, дверь в столовую с одной стороны, в гостиную и кабинет – с другой и на кухню в задней части. Я переступил порог кабинета, дверь в который осталась открытой, и объявил:
– Доброе утро. Кремер.
Вулф в своем крупногабаритном кресле за столом хмуро уставился на меня:
– Доброе утро… Вчера вечером я сказал ему по телефону, что у меня для него ничего нет.
Я уже выпил две чашки кофе, так что туман в голове рассеялся.
– Тогда я передам ему, чтобы обратился к соседям.
– Нет. – Он поджал губы. – Черт его подери! Так он еще больше уверится, будто я что-то от него скрываю. Пускай войдет.
Я прошел ко входной двери, открыл ее и спросил:
– Бог мой, вы когда-нибудь спите?
Мне никогда не суждено увидеть инспектора Кремера в прекрасной форме, благодаря которой он и возглавляет убойный отдел вот уже лет двадцать, ибо, когда я вижу его, он видит меня тоже, и это само по себе выбивает его из колеи. Однако я виновен в этом лишь отчасти – главным образом дело заключается в том, что мой вид навевает на него мысли о Вулфе, а мысли о Вулфе – это для него чересчур. Когда он находится в обществе нас обоих, лицо у него краснеет еще больше, а голос становится еще более хриплым. Так в то утро и произошло. Он сидел в красном кожаном кресле у стола Вулфа, подавшись вперед и опираясь локтями на подлокотники кресла, и вещал:
