– Фаэ?!! – лекарь вспылил пуще прежнего, напрочь позабыв о том, кто перед ним. – Да я скорее съем свой диплом, чем признаю такое! Если бы фаэ могли самовольно вселяться в тела людей, нам вовсе не осталось бы места в этом мире, потому что здесь кругом д́ухи!
Печатник развел руками:
– Случайность правит миром. Да, фаэ сторонятся людей, но из любого правила бывают исключения…
– Но не такие! – рявкнул Симон. – Я НЕ ВЕРЮ!
– Ваше право, – сказал Парцелл, по-прежнему сохраняя спокойствие. – Быть может, стоит послушать другие истории, а потом решить, какая из них наиболее невероятна?
– Согласен! – воскликнул Гром, неприязненно поглядывая в сторону лекаря. – Бросай, хозяйка! У меня есть история повеселее, чем эти страхи-ужасы.
Дженна потянулась за игральной костью, а Арно негромко проговорил:
– Никогда я не поверю, Парцелл, что вы не позаимствовали ни одной книги из такой богатой библиотеки. Неуч не должен владеть столь прекрасной вещью!
– Но ведь когда-то он прочитал все книги, что сумел раздобыть, – возразил грешник. – И, научившись управлять случайностями, стал тварью, бессловесной и кровожадной.
– Я бы спалил там все дотла, – отрешенно проговорил Карел.
Грешник хмыкнул:
– Мне на это не хватило времени… к счастью, потому что потом меня бы мучила совесть.
– Пятерка! – взволнованно провозгласила Дженна, и Гром, радостно потирая руки, начал свой рассказ.
История Грома, или Сон во сне
– Случилось это двадцать лет назад…
Кто-нибудь из вас бывал в Эйламе? Нет? Эх, жалость какая… Не мастак я расписывать красоты южного края, поэтому скажу коротко: мой родной город – самый красивый во всем мире, а кто не верит, пускай докажет, что я не прав. Вот так!
Эйлам лежит у подножия горы, которая зовется Спящий Медведь, только его не строили под горой, а совсем наоборот. Несколько веков назад Медведь был частью горного хребта в десяти днях пешего хода от Эйлама, но как-то раз его фаэ проснулся посреди зимы и решил попить воды… ну да, это известная история про то, как печатник Марвин беседовал с медведем, пока того не сморил сон, теперь уже вечный. Я не об этом хотел рассказать. И не перебивайте!
Так вот, гора нависает над Эйламом, и на ее вершине постоянно крутятся тучи. Бывает так, что они окутывают всего Медведя и после спускаются на город, но получается из этого вовсе не дождь, а туман. Наши старики твердят, что если кто заблудится в тумане, то попадет прямиком в подгорное царство, из которого назад дороги нет.
Хм… это самое… какой мальчишка не станет мечтать о встрече с настоящим древним фаэ, который восемь веков назад чуть было не уболтал до смерти великого печатника? Вот мы с друзьями и бродили в тумане, искали Медведя, да вот только не везло нам, долго не везло.
Однажды вышло так, что я отстал и… в общем, заблудился по-настоящему. Иду в тумане, кричу – никто не слышит. Страшно стало, видит Создатель, до смерти страшно! Ничего не видно, руку протяни – и то пальцев не разглядишь, а про ноги вообще молчу. Надо было на месте стоять, авось и наткнулся бы кто-то на меня, но от страха я соображать перестал и все брел, брел куда-то… пока земля не ушла из-под ног.
Очнулся я в таком странном месте, что и словами-то не опишешь. Вроде ничего особенного – зеленая лужайка, цветочки кругом, – а если приглядеться, то цветы эти не растут из земли, как положено, а будто нити в ковре друг с другом переплетаются, корней же у них вовсе не было – проверял. Да и лепестки цвет меняли постоянно, глянешь разок – красные, а опять посмотришь, да повнимательнее, – уже оранжевые или желтые…
Загляделся я на них, а тут из-за спины голос: «Ты кто такой?» Поворачиваюсь – девчонка. Лет примерно моих, то есть не старше двенадцати, худая такая, бледная. Глазищи вполлица… красивые очень, но грустные. Я говорю – дескать, заблудился, а ты кто? Она еще грустнее сделалась и призналась, что тоже заблудилась, причем давненько, да к тому же не помнит о себе вообще ничего – ни имени, ни дома. И ну рыдать! Насилу успокоил… Давай, говорю, вместе искать отсюда обратную дорогу, потому как не бывает таких мест, откуда нельзя домой добраться. Нужно только очень захотеть!
Шли мы вместе с нею дня четыре, если не больше. Навидались в том лесу такого, что еще на десять историй хватит, да только не спешите решать, будто это и было настоящее подгорное царство, потому как солнышко светило ярко, по-настоящему, а иногда даже дождь шел. Откуда под горой солнце? То-то же. В общем, то мы от тварей прятались, то убегали, а подруга моя всякий раз твердила: «Хорошо, что это не Темный, который за деревьями ходит!» Какой Темный? Молчит и дрожит. Раза два ее об этом спросил, потом рукой махнул.
И вот как-то раз вышли мы на полянку, а по ней будто граница проходит: по одну сторону, где мы, – цветы эти жуткие, без корней, а по другую – обычная трава да ромашки с лютиками. Нам бы в тот же миг через границу эту перешагнуть, но отчего-то вдруг спутница моя остановилась…
«Вижу! – говорит, и взгляд такой стал пустой, страшный. – Дом с желтыми стенами, а подле него – сад с беседкой… вижу флюгер – змеюку с крыльями… во дворе мальчик с девочкой играют, совсем малыши…»
Я тогда сразу понял, что это ее дом, и хотел было через границу перевести, как вдруг позади нас раздался такой рев, что от страха дух вон. Оглянулся я и увидел: из-за деревьев вышел здоровенный медведь, настоящий великан, и одним скачком оказался возле нас. Ее он схватил, к себе прижал, а меня лапой отшвырнул прочь.
Очнулся я…
Когда молчание стало тяготить всех, Дженна проговорила жалобным голосом:
– Так вы же хотели веселую историю рассказать?
– Хотел, – ответил Гром. Он сидел, закрыв лицо руками, и от этого голос звучал приглушенно, казался чужим. – Но как начал, оно само пошло. Никому раньше об этом не рассказывал, вы первые.
– Я знаю, что дальше было, – сказал мэтр Арно и продолжил, выждав несколько секунд: – Ты очнулся в собственной постели и узнал, что несколько дней провел без сознания после того, как… ну, скажем, упал с обрыва. И о девочке этой никто ничего не слышал. Правильно?
Гром тяжело вздохнул.
– Я ведь знал ее дом, помните? Но Эйлам большой, и в желтый цвет у нас многие дома красят. Пока отыскал, недели две прошло… Жил там купец – богатый и такой нелюдимый, что к нему за ворота попасть было труднее, чем к королеве в спальню. Целый месяц прошел, пока я сумел с одним мальчишкой с кухни познакомиться и как следует его расспросить. Сколько детей у хозяина? Тот говорит, двое. Мальчик и девочка, обоим по три года. А другие были? Нет, говорит, нету других… Ничего он, в общем, про мою спутницу не знал. Я уж было решил, что ошибся, не тот дом выбрал, – и тут он вдруг возьми да скажи: «Бедные дети, при живой матери сироты!» Оказалось, когда жена купца в тягости была, началась у нее странная болезнь: спать стала все больше и больше, а как родила, так и вовсе уснула навсегда. Так с тех пор и лежит, будто мертвая, оттого купец и видеть никого не хочет, кроме лекарей, – да и они помочь не в силах…
