Перебраться на другой берег удалось благодаря Таббу. На илистом, поросшем тростником берегу, среди брошенного, чтоб не утянуло в воду, оружия и снаряжения, толпились люди. Переправа была разрушена после очередного налета – всю середину ее уничтожили бомбы, – в лодки сажали в первую очередь раненых. Десятка два измученных и перепуганных людей пробивались к ним, требовали себе места, а места не было. На Педро, который взывал к гребцам, никто не обращал внимания, Вивиан, ошеломленная этим хаосом, нетерпеливо ждала посадки – и тут вновь появился куда-то исчезнувший Табб, да не один, а в сопровождении Ларри О’Даффи, командира батальона Джексона.
– Нам не дают переправиться, – сказал ему англичанин.
О’Даффи был сейчас не похож на человека, которого они видели утром. Грязный, всклокоченный, с беретом в кармане, он казался лет на двадцать старше: под глазами – темные круги, на веснушчатом остром лице – царапины от мелких осколков. Он даже шел иначе – ссутулясь, медленно, словно каждый шаг причинял ему боль.
– Мне очень жаль Чима, – сказал он. – А то, что вы оба еще здесь, – просто безумие.
Потом он ввел их в курс дела. Республиканцы хоть и сопротивляются еще в городке, на Рамбле и на высоте Пепе, однако все слабее и слабее, и весьма сомнительно, что продержатся больше суток. Последний по времени приказ из штаба бригады предписывал ему перегруппировать остатки батальона, добавить к нему всех испанцев, способных держать оружие, и организовать оборону в пятистах метрах от переправы, между сосняком и рекой, использовав брошенные франкистами траншеи и блокпосты.
– Сколько же бойцов у тебя осталось? – осведомилась Вивиан.
– Двадцать семь моих. И одиннадцать испанцев.
– Всего?
– Всего.
– А где же остальные? – спросила она и, еще не успев договорить, поняла, что сморозила глупость.
О’Даффи, приподняв раненую руку, показал в сторону сосновой рощи:
– Остались на высоте или вон там лежат.
– И капитан Манси?
– Убит.
С этими словами ирландец достал из кожаного футляра свой театральный, отделанный перламутром бинокль, навел его на противоположный берег.
– Надо вам отсюда отваливать, – сделал он вывод.
– Не на чем, – сообщил присоединившийся к ним Педро. – Ни в одну лодку не сесть.
О’Даффи спрятал бинокль и оглядел теснившихся у воды людей. Усталого вида, перемазанный глиной испанский лейтенант с пистолетом в руке пытался как-то упорядочить этот хаос – выстроить солдат, чтобы грузились в лодки по очереди, пропуская вперед раненых. В сопровождении Педро ирландец пробился к нему, показал на корреспондентов. Лейтенант поначалу был совсем не расположен к сотрудничеству, тем более что раньше уже отказал иностранцам – и в довольно грубой форме. Однако О’Даффи повысил голос, стал бурно жестикулировать, показал на свои знаки различия, и тот в конце концов уступил. Тогда О’Даффи знаком подозвал Вивиан и Табба.
– Садитесь в ближайший баркас, – сообщил он.
– Вместе с Педро?
– Да. Лейтенант внял голосу разума. Вы же представители иностранной прессы.
– В таком случае до встречи на том берегу, – сказал Табб, протягивая ему руку.
Капитан – глаза его ничего не выражали – печально улыбнулся:
– Разумеется. Будете мне должны стаканчик в баре «Мажестик».
– Мы должны тебе много больше, – сказала Вивиан.
– Желательно джин-тоник. Лучше – «Гордонс».
– Договорились.
Она поцеловала его в щеку, почувствовав на губах шершавую, щетинистую кожу. Потом О’Даффи ушел не оглядываясь, а журналисты и Педро, прошлепав по прибрежной глине, по пояс в воде добрались до лодки, так набитой людьми, что она осела в воду до самых бортов, отчего гребцам трудно было ворочать веслами. До другого берега добирались минут двадцать, и все смотрели в небо, опасаясь, что вот-вот появятся фашистские самолеты, а высадились уже на закате, и его золотисто-красные облака отражались в воде. Потом пришла ночь, которую они, вымокшие и измученные, провели под одеялами в «альфе-ромео» – машина, по счастью, никому не приглянулась и ждала их там, где шесть дней назад ее оставили.
Вивиан отодвигает машинку, вытягивает затекшие ноги, откидывается на колесо и наслаждается сигаретой. Педро и два офицера уходят, а Табб направляется к ней. Не присаживаясь, нависает над ней, накрывает ее своей тенью, глядит на нее сверху вниз. Вивиан поднимает к нему лицо, приставив ладонь козырьком ко лбу.
– Педро пообещал раздобыть бензину. Столько, чтобы хватило до Реуса.
– Отрадная новость.
– Да.
– Но разве нам не надо остаться здесь до конца?
– Нам здесь не рады. Им не нравится, что мы видим все происходящее. И их можно понять. Даже Педро нервничает.
– У нас будут сложности с Управлением по делам печати.
– Когда их не было?.. Но ты отчасти права. На этот раз читать наш материал будут в лупу. – Табб кивает на ее пишущую машинку. – Ты рассказываешь про Чима?
– Ну разумеется.
– Репортер не должен быть героем хроники, но иногда это неизбежно.
– У него была семья? Он никогда не говорил об этом.
– Не было, насколько мне известно. Была в Париже какая-то девочка-натурщица, не то немка, не то австриячка, по имени Ютта. Фамилию даже не знаю. Он жил с ней. В прошлом году познакомил нас во «Флоре».
Повисает печальная пауза. Табб, согнув свои длинные ноги и поддернув выпачканные засохшей грязью брюки, словно бы для того, чтобы они не вытянулись на коленях, садится возле Вивиан. Потом рассматривает солдат, взбирающихся вверх по склону, – наряд карабинеров выстраивает их на обочине грунтовой дороги. Кое-кто ранен, и почти все безоружны.
– Не смогут они выиграть эту войну, – говорит он. – Уже не смогут.
– Тем не менее они достойны победы.
Она протягивает ему пачку сигарет, но англичанин лишь вертит ее в пальцах, не закуривая.
– Конечно заслуживают. Но – народ, а не его вожди: этот безответственный сброд, который занят только тем, что грызет друг другу глотки в борьбе за власть и уничтожает соперников – причем не задумываясь, что играет на руку фашистам.
Американка согласна:
– Все так. Поразительно, сколько благородства у тех, кто воюет, и сколько низости у тех, кто сидит в глубоком тылу. И всякий это понимает.
– Франкисты, по крайней мере, убивают методично. Устраивают систематические бойни с целью запугать и ослабить остальных. – Табб задумался на миг. – И в отличие от красных, эта политика оказывается…
– Действенна?
– Да. В буквальном смысле – зверски действенна.
Новая пауза. Табб возвращает Вивиан сигареты, и она прячет их в карман брюк.
