– Смыслите в этом хоть что-нибудь?
– Никак нет, господин капитан. Мы же пехота.
– Были раньше.
– Как скажете.
– Ну так вот, это германские противотанковые пушки. Поражают цель с девятисот метров. А это, – он показывает на ящик, стоящий чуть поодаль, под ветками, – боеприпасы к ним: бронебойный снаряд калибром 37 миллиметров. Эффективная штука.
Горгель и мавр переглядываются в недоумении – зачем капитан объясняет им все это?
– У каждого орудия есть командир, наводчик, заряжающий, подносчик… Однако снаряды расходуются, запас надо восполнять, а людей у меня мало. Так что будете обслуживать эту пушку. Когда начнется – займетесь… Капрал!
Подходит рябоватый, белобрысый парень с живыми глазами, вскидывает ладонь к пилотке.
– Вот эти двое до нового распоряжения будут при тебе. Глаз с них не спускай.
– Послушайте, господин капитан… – пытается возразить Горгель.
Но тот не удостаивает его вниманием и, похлопывая по сапогам хлыстом, удаляется отдавать приказы прислуге другого орудия. Капрал, подбоченившись, окидывает Горгеля и мавра взглядом с головы до ног.
– Не робей, дело нехитрое. – Он показывает на передок с ящиками. – Вон снаряды, в сторонке сложены на тот случай, чтобы, если прилетит какая-нибудь бяка, не разнесло нас от детонации в клочья. Как звать тебя, земляк?
– Селиман аль-Баруди.
– Ты все понимать?
– Я понимать, ты спокойно, – мавр похлопывает по прикладу своего маузера. – Я – из ружья стрелять метко. Клянусь, что так.
– К пушке-то знаешь с какого конца заходить?
– Это же просто. Суй в зад, вылетит через перед.
– Да ты, Хамид, шутник, я смотрю.
– Я ведь сказал еще раньше: Селиман аль-Баруди.
– Ладно… – Капрал оборачивается к Горгелю. – Ну а ты, приятель?
– Ни малейшего понятия об этом не имею.
Капрал с любопытством оглядывает его драные альпаргаты, грязную одежду, осунувшееся лицо в пятидневной щетине.
– Я спрашиваю, как тебя зовут.
– Хинес.
– А дальше?
– Хинес Горгель.
Капрал достает из кармана блокнотик и карандаш, записывает имена.
– А где ж твоя винтовка? У Хамидки вон есть.
– А у меня нет.
– Нет – и не надо: сейчас она тебе не понадобится. Значит, так: я – командир орудия, капрал Лукас Молина. Этого вот орудия, номер три. Дело ваше такое – сидеть в тенечке вон у того валуна и смотреть: когда покажутся красные, и как заметите, что из шести снарядов четыре мы истратили, каждый из вас должен подтащить мне еще по два. Пригнувшись притом, чтобы не светиться. Сами видите – они не очень большие.
– Что – неужто вправду будут атаковать? – спрашивает Горгель.
– Очень похоже на то, – капрал кивает на солдат, усердно роющих траншею. – И судя по всему, кроме пехоты, двинут и танки. А наше дело – остановить их на этом рубеже.
Горгель всматривается в дорогу, уходящую за горную гряду.
– Отсюда пойдут?
– Ну откуда же еще? Чего спрашиваешь – сам не видишь, куда пушки наведены?
– Я не должен быть здесь.
Капрал утирает рукавом пот, отвечает угрюмо:
– Да никто не должен.
– Я с понедельника под огнем.
Капрал оглядывает его внимательней. Лицо немного смягчается.
– Это вас, что ли, взгрели в городке?
– Нас. Вдребезги.
Капрал смотрит теперь на мавра. Тот с улыбкой дружески обнимает Горгеля за плечи:
– Головой отца клянусь, капрал… Он – храбрец. В бою – зверь настоящий…
– Да, как же, храбрый, только штаны мокрые… – бурчит Горгель.
Селиман тычет пальцем вверх, словно призывая в свидетели небеса:
– Мой друг любит шутить. Он говорит неправду. Вон там, наверху, когда красные напали, мы с ним перебили много этой сволочи… Он медаль заслужил, и я тоже.
Горгель, дернув плечом, высвобождается из-под его руки. Мне все это снится, думает он. Сейчас проснусь, а ничего этого больше не будет. И этот мавр сгинет как наваждение…
– Никогда еще не видел танк… Ну то есть в бою не видел.
– Скоро увидишь. – Капрал показывает на орудие. – И от точности наводки будет зависеть, чтоб не увидел слишком уж близко.
– Иншалла, – вмешивается Селиман. – Я пущу большую пулю, и мы взорвем эту железную тварь…
– Ничего ты не пустишь, Хамид.
– Селиман мое имя.
– Я ведь тебе уже сказал, чтоб тебя… – капрал дотрагивается до нашивки на пилотке. – Знаешь, что это такое?
– Знаю, друг. Показывает, что ты капрал.
– Вот именно. А потому будешь делать, что тебе скажут, – подносить снаряды. И точка.
– Ладно… Да умножит Всевышний имение твое.
Капрал отходит к своему орудию. У орудия два больших колеса, стальной щит, узкий и не очень длинный ствол.
– Хрень какая-то… – сетует Горгель.
– Идем, земляк… – мавр хлопает его по плечу. – Пошли в тень.
– Я очень устал, Селиман.
– Там и отдохнешь. Пошли-пошли.
– Я вообще хочу убраться отсюда, – рыдающим голосом говорит Горгель.
Мавр смотрит с сочувствием:
– Ты сейчас нельзя убраться никуда, клянусь… Сейчас надо помогать святому Франко победить, да будет на то воля Аллаха.
– Плевать мне на это с высокой колокольни.
– Плевать будешь, когда в тень, а не на солнце.
Селиман, ухватив его за руку, ведет под негустую тень ветвей.
– Ты – брат мой, Инес.
– Хинес.
– Клянусь тебе, что так. Как родной брат.
– Да отпусти ты руку, дьявол.
Они усаживаются среди снарядных ящиков с маркировкой «Panzerabwehrkanone Pak 35/36 37 mm». С минуту Горгель смотрит на них с неудовольствием:
– Слушай, Селиман…
– Говори, земляк.
– Капрал же сказал, что ящики сложены в сторонке на тот случай, если прилетит какая-нибудь хрень и рванет.
– И ты говоришь мне это зачем?
– А если как раз тут рванет, останется от нас с тобой мокрое место.
Мавр раздумывает над этими словами и потом пожимает плечами:
– Значит, судьба. Не дай бог, конечно.
– А если даст?
– Будешь так говорить – он тебя накажет.
– Да сколько ж можно наказывать-то?
