— Я сам его напоил, — ввернул пересмешник, которому вдруг захотелось быть честным. — Он бы не стал…
— Эй, ты бы выслушал меня до конца, а? Вот так-то. Я хотел сказать, что на тебя никто не держит зла, но… э-э… скажем так, твои способности слишком… слишком…
— Пугающие, — подсказал Сандер.
— Вот именно! — Джа-Джинни обернулся, и Хаген вдруг подумал, что человек или магус не сумел бы повторить это обманчиво-простое движение без риска свернуть шею. Бирюзовые глаза крылана в темноте слабо светились. — Тебя боятся.
— Меня? — фыркнул магус. — Меня?! На фрегате, которому нет равных, где в капитанах Феникс, помошником у него — крылан, а боцманом — гроган, боятся какого-то несчастного оборотня? Что-то не верится…
— Ну… — Джа-Джинни отвел взгляд. — Ты сам всё сказал, оборотень. Видишь ли, хоть на борту «Невесты ветра» и впрямь собралось очень много необычных… э-э… личностей, ты стоишь особняком. Люди не знают, чего от тебя ждать. Ты продемонстрировал им, что можешь надеть чужое лицо, и теперь каждый в глубине души опасается, что ты посягнешь на его драгоценную физиономию. В этом мало приятного.
Хаген ничего не сказал, и после недолгой паузы крылан прибавил:
— Я, к примеру, всегда буду таким, какой есть. То же самое относится к Бэру, раз уж ты о нем вспомнил. А капитан… хм, у него несколько лиц, и все они хорошо известны команде. — Пересмешник мысленно отметил, что ему-то как раз известны только два: Крейн-пират и Крейн-Феникс. Выходит, есть ещё? Любопытно. — У тебя же, дружище, лиц бесчисленное множество, я прав?
В голосе Джа-Джинни магусу послышалось лукавство, и неожиданно он понял: это вызов! Его гордость мгновенно взяла верх над прочими чувствами.
— Крыланом я стать не сумею, даже если очень захочу… — проговорил он негромко. — Равно как и гроганом. Нужно, чтобы человек, в которого я собираюсь перевоплотиться, был примерно одного со мной роста и телосложения, а это значит…
— …что тебе по силам изобразить любого из доброй трети нашей команды, включая и капитана, — перебил человек-птица. — Я ни на миг не усомнился в твоих способностях. Не знаю, как ты это делаешь, и не хочу знать. Запомни одно: тебе доверяют, потому что во всем полагаются на выбор капитана и «Невесты ветра», и если попадешь в беду, тебя спасут… если сумеют, конечно. Но их дружбу надо заслужить, понимаешь? И тогда холодность исчезнет, тебя перестанут бояться. Может, даже начнут гордиться тем, что ты один из нас.
Хаген медленно кивнул: он вспомнил рассказ Сандера о том, как на борту «Невесты» появилась целительница. За спасение юнги её полюбили так, что никто и не вспоминал о старинном обычае. Что ж, оставалось согласиться с крыланом и ждать своего шанса, хотя Хаген отлично понимал: совершить что-нибудь этакое ему будет сложнее, чем Эсме. Разве что Крейну понадобятся услуги шпиона? «Потерпим, — сказал пересмешник сам себе. — Заступница любит терпеливых». Он хотел поблагодарить Джа-Джинни, но тот неожиданно расправил крылья и бесшумно ринулся во мрак.
Сандер устроился на носу и принялся наигрывать тихую печальную мелодию. Беседовать он больше не желал, да Хагену и самому хотелось о многом поразмыслить в тишине. Отыскав для себя местечко поудобнее, пересмешник лег на спину и стал наблюдать за движением звезд.
И всё-таки как странно всё сложилось! В детстве он мечтал сделаться навигатором — а кто об этом не мечтает? — и упрямо не слушал родных, в один голос твердивших, что в их семействе этот дар отчего-то встречается крайне редко, а потому не стоит тратить силы на пустые грезы. Чуда не произошло, он так и не устышал голос фрегата, хотя в конце концов стал моряком и даже сделал то, что многим не удается.
Было страшно вспоминать, как однажды он проснулся с ощущением, что вот-вот произойдет нечто ужасное…
* * *
…Была глубокая ночь, матросы крепко спали. Храпел огромный боцман, изредка бормоча что-то на непонятном языке; юнга во сне хмурился, как будто с кем-то спорил.
Пересмешник осторожно пробрался к выходу.
Ночью ему снилась всякая тревожная чепуха: отряд древесных големов маршировал по песчаному берегу и пел нестройным хором фривольную матросскую песенку, капитан Крейн превратился в Феникса и взлетел на эфемерных крыльях, а потом на палубу «Невесты ветра» взобралась русалка и принялась декламировать стихи. От стихов она перешла к более любопытной вещи: Хаген точно знал, что морская тварь рассказывала истории из утерянной книги основателей, но, проснувшись, не мог вспомнить ни слова.
У русалки было лицо Её Высочества.
Он вышел на палубу и с изумлением понял, что там нет ни души. Но куда могли подеваться вахтенные? Не спят же они, Крейн не мог такого допустить. Чувствуя, как страх овладевает им всё сильней, Хаген обернулся — и нос к носу столкнулся с целительницей.
За всё время, прошедшее с памятной ночи на острове, они не разговаривали — не было повода. Эсме большую часть времени проводила у себя в каюте, а если и показывалась на палубе, то лишь ненадолго.
— Вы не спите… — пробормотал он, чувствуя себя полным идиотом. По виду девушки можно было легко угадать, что спать она не ложилась не только этой ночью, но и прошлой. — Я…
Пересмешник так и не успел договорить, потому что Эсме приложила палец к губам и взгляд её устремился на что-то за его спиной. В больших глазах целительницы отразился страх, но она не закричала, не бросилась бежать, а с обреченным видом смотрела…
…на поднявшуюся из воды мерцающую сеть — полупрозрачную, но всё-таки осязаемую, да к тому же пугающе близкую. Что за исполинский рыбак решил поохотиться на «Невесту ветра»? Отчего-то это было страшнее, чем встреча с глубинным ужасом — быть может, потому что капитана не оказалось рядом. Хаген стоял и дрожал, как заяц; он понимал, что если выживет, то будет вспоминать об этой ночи со стыдом. Сеть внушала ужас, потому что держать её мог только Великий шторм.
Собрав последние остатки храбрости, пересмешник заслонил собой Эсме, такую же неподвижную, как и он сам мгновение назад.
Сеть ринулась на них. Хаген зажмурился.
«Заступница, пощади!»
Это было похоже на бег сквозь густые заросли — ветви секут по рукам, жалят лицо, а глаза открыть нельзя, если они тебе дороги. Так и бежишь вслепую, словно зверь, спасающийся от лесного пожара; мчишься, не разбирая дороги, скрываясь от угрозы, которая дышит в затылок. Интуитивно Хаген понял одно: ему нельзя падать. Нужно выстоять, и тогда всё будет хорошо.
А ещё он понял, что от этого врага сбежать не удастся…
«Сообразительный…» — прошептал кто-то. «Да… — раздалось в ответ. — Только ещё слишком мал!» «Ну и что? — возразил первый голос. — Смотри, как он стойко держится… другие на его месте от страха вопят, а то и чего похуже…» «Ну-ну, — насмешливо отозвался второй. — Так мы даже не начали! Готовься, парень!»
В следующий миг Хагену показалось, что его голова вот-вот взорвется: сразу две чуждые сущности проникли в его сознание и принялись там орудовать с бесцеремонностью воров, связавших сонного хозяина его же собственной простыней и принявшихся потрошить сундуки. Что они искали, он не понял, но перепугался до полусмерти.
