— День нашего с вами расставания, мэтр, был и последним днем, когда я видела королеву, — ответила Ризель тусклым голосом. Её лицо было бледным, глаза подозрительно блестели. «День расставания, — мысленно повторила Фаби. — Последний день…» Ещё одна тайна, случайно раскрытая в присутствии незаметного Воробышка: императрица заперлась в Садах после трагической гибели Амари, младшего принца, а ведь это случилось без малого три года назад… значит, Рейнен Корвисс не впервые появился во дворце.
— И всё-таки скажите, что на этот раз заставило известного отшельника прервать свой уединенный труд и вернуться? — спросила принцесса. Ворон улыбнулся и развел руками; его голос обладал столь богатыми интонациями, что Фаби невольно перестала замечать, насколько невыразительным кажется его лицо.
— Стремление к порядку иной раз заставляет делать глупости! Я случайно услышал о некоторых… э-э… скажем так, не очень добродетельных поступках Кармора, который в день нашего с ним расставания клялся памятью предков, что будет соблюдать мои предписания до конца своих дней — я тогда решил, что он, хоть и клялся письменно в силу своей немоты, делал это искренне. Однако на самом деле дорогой племянник решил, что недовольство предков — не столь тяжкое бремя. Моё появление застигло его врасплох… Впрочем, моя госпожа, это внутрисемейное дело.
— Да, верно… — проговорила Ризель. — Происходящее в цитадели Ворона меня не касается. Но отчего вы вернулись сюда?
Рейнен помрачнел — или это Фаби только показалось? — и сказал после короткой паузы:
— Когда я уже собирался вновь покинуть Воронье гнездо, пришло письмо от вашего отца. Интересное совпадение, не находите? Опоздай гонец хоть на день, Кармор уже ничем не смог бы помочь Его Величеству, поскольку то, о чем говорилось в письме, ему попросту неизвестно… — Магус вновь ненадолго замолчал, его устремленный в сторону взгляд сделался тяжелым. — Но всё сложилось так, как сложилось. Я прибыл в Аламеду, привез Лейлу и ту вещь, в которой нуждается Капитан-Император.
— Но что же это за вещь такая? — с легким удивлением спросила Ризель. — Почему я о ней слышу впервые?
Алхимик тяжело вздохнул.
— Я получил четкий и недвусмысленный приказ молчать, Ваше Высочество. Вы лучше всех знаете, что нарушить его невозможно, равно как и обойти.
— А если я тоже прикажу?
— Вот когда вы станете Императрицей… — Ворон не успел договорить, потому что у крылатой музыкантши внезапно лопнула струна на гитаре. Это был знак, предупреждение — уж слишком опасным становился разговор принцессы и мудрейшего из Бдительных.
— Три тысячи кракенов! — пробормотала Лейла себе под нос, мрачно разглядывая строптивый инструмент. — Мне здесь не нравится и я хочу домой, но как будто это кого-то интересует…
Фаби могла бы сказать то же самое.
…Земля, камень, железо.
Она лежит, придавленная ужасной тяжестью, и не может пошевелиться. Темно. Холодно. Тихо. О-о, Заступница, где же ты? Если это и есть посмертие, то оно стократ хуже самых страшных сказок о царстве Великого шторма. Пусть будут кракены и мерры, пусть ураганы сталкиваются на просторах бескрайнего океана, тратя в бесцельной битве силы, которых хватило бы на сотворение нового мира, пусть будет что угодно — но только не лишенное времени место, населенное спящими тварями, ожидающими своего часа. Они рядом, они близко: хоть вокруг темно, она всё-таки чувствует подле себя бесчисленные шипы, клешни, иглы, лезвия. Яшмовый дворец не знает, что под ним таится воплощенная смерть и ждет.
Ждет.
Она лежит, ощущая своё металлическое тело, подобное тысячам других, спрятанных в этих мрачных пещерах, и больше всего боится, что сон и явь когда-нибудь поменяются местами.
…— Ваше Высочество, пора идти.
— Да-да, я сейчас… — откликнулась Ризель.
Принцесса стояла у открытого окна, ветерок колыхал её белые волосы. Фаби послушно отступила и вдруг подумала, что ощущение тяжести, столь хорошо знакомое ей по кошмарным видениям, Ризель отнюдь не чуждо: на эти хрупкие плечи давила всем своим весом огромная Империя.
«Отчего она выбрала меня? Я ведь ничем ей не помогаю, не могу поддержать ни словом, ни делом. Любая служанка справилась бы не хуже! Мне так тяжело быть с ней рядом и молчать…»
Что же привлекло внимание Её Высочества за окном? Круглые крыши, пушистые ветви сосен, серое небо с заплутавшей черточкой-птицей…
— Хочешь, я отпущу тебя домой?
Сердце забилось воробьем в ладонях. Домой? Насовсем?! Как же…
— Я могу. — Ризель улыбалась — еле заметно, но это и была её настоящая улыбка, а не маска для почетных гостей. — Только скажи. Тебе ведь тяжело, я чувствую.
Домой…
Нынче вечером во дворце собрались посланцы кланов, когда-то подписавших союзный договор с Капитаном-Императором. Ворон, Чайка, Скопа, Ястреб, Орел… и Воробей. Фаби не знала, о чем они намеревались совещаться, её волновало лишь одно: кого из родных доведется встретить в самом скором времени? Наверное, это будет Альд, старший брат. Отец вряд ли оставит остров ради того, чтобы в очередной раз превратиться в мишень для придворных насмешников. Кто бы это ни был, Фаби ждала встречи всем сердцем, и как бы ей хотелось уехать с ними домой, позабыв о Яшмовой твердыне, как о кошмарном сне!
— Ваше Высочество, пора… — сказала она. — Время!
Где-то под высокими сводами эхо подхватило последнее слово и принялось с ним играть: «Время… время… бремя…»
— Ты права, — проговорила Белая Цапля. — Идем.
Длинный подол белого платья зашуршал по мраморной лестнице. Фаби поспешила за госпожой, но всё-таки успела напоследок оглянуться — за их спинами остался узкий лоскут мерцающего света, — и внезапно подумала о том, что во дворце нет ни одного окна, из которого был бы виден океан. Только залив, да и то не весь.
Подруга принцессы лишь сейчас поняла, как сильно ей не хватает открытой воды.
В просторном зале, где гости собрались в ожидании Её Высочества, было холодно: хотя в огромном камине горело, кажется, целое дерево, воздух прогревался лишь на расстоянии трех-четырех шагов от ревущего пламени. «Это всё из-за того, что Яшмовая твердыня построена очень давно, — объяснила Ризель однажды. — Раньше она отапливалась таким же хрустальным сердцем как и то, которое хранит Сады Иллюзий от зимней стужи. Оно сломалось, а обычные камины мало помогают. Зодчие говорят, здесь слишком много металла. Ничего не поделаешь — вряд ли кого-то допустят в архив, к точным планам дворца. Я и сама их видела лишь раз…» Чуть помедлив, она прибавила: «Когда я была маленькой, слуги часто повторяли, что тепло крадут мехи и уносят в глубины — туда, где уже много сотен лет не ступала нога магуса».
Вспомнив об этом разговоре сейчас, Фаби испуганно вздрогнула — сон, проклятый повторяющийся кошмар! Ей вдруг показалось, что пол под ногами дрогнул, как будто там, внизу, беспокойно заворочалось какое-то чудовище.
