Корабль как будто только этого и ждал.
Боль пришла внезапно — вгрызлась в основание шеи, растеклась по спине. Пересмешник зажмурился, втянул воздух сквозь стиснутые зубы; если это была лишь толика того, что испытывал сейчас фрегат, то… впрочем, «Невеста» не была ни человеком, ни магусом, и о пределах её возможностей оставалось лишь гадать. «Хорошо, я стерплю, — сказал он сам себе. — Не так уж и страшно… бывало хуже…» И — чудеса! — стоило об этом подумать, как боль сделалась тише.
Утерев пот со лба, Хаген опустился на палубу — что ж, не впервой ночевать под открытым небом. Глубоко в трюме «Невесты» что-то двигалось, заставляя фрегат дрожать, но теперь это уже не пугало, как не пугает болезнь, когда прошел жар и больной поправляется на глазах, хотя до полного выздоровления ещё далеко.
Он не заметил, как задремал…
«…Не переживай, — сказала Трисса. — Мой отец тебе поможет. У нас есть книжная лавка в городе Фиренца, это во владениях Соловьев. Мы подыщем тебе работу… и комнату… всё будет хорошо, вот увидишь!» «Я уже говорил с дядей, Трисса. Он сказал, я могу пока что жить у вас и помогать ему в лавке». «Да? — переспросила девушка как-то странно ослабевшим голосом. — Помогать… и всё?» «А что, это так сложно? — Он рассмеялся, но смех получился неискренним. — Переносить книги с места на место, разносить заказы… беседовать с покупателями…» Трисса смотрела на него и молчала. Её беззаботная улыбка пропала, во взгляде появилась тревога…
…и проснулся от того, что палуба перестала качаться.
Фрегат словно застыл, и что-то ощущалось в его неподвижности странное, неестественное. Хаген приподнялся, огляделся — ничего не изменилось вокруг, и даже времени прошло совсем немного. По-прежнему было темно. Что же его разбудило?
Внезапно вахтенные побросали карты и вскочили — на палубу вышел капитан. Крейн выглядел уставшим, словно вовсе не ложился спать; он то и дело прикасался кончиками пальцев к щеке, как делает человек, мучимый зубной болью. Не обратив ни малейшего внимания на матросов, он подошел к фальшборту и взглянул вниз, как будто пытаясь разглядеть что-то на причале. Или, быть может, кого-то?..
— Пустишь на борт? — послышался знакомый голос. — Нам надо поговорить.
— Не представляю, о чем, — сказал магус, пожимая плечами. — Но если я тебя не пущу, Лайра тут же наплюет на наш уговор, а карта мне по-прежнему нужна. Раз уж тебе этого хочется…
Его собеседник рассмеялся и через миг взлетел на палубу с легкостью белки. Это была Камэ, но вовсе не та элегантная дама, которую Хаген видел вчера, а одетая в мужской костюм путешественница и авантюристка.
— Кристобаль! — торопливо начала она, словно боясь, что Крейн передумает. — Тебе, наверное, трудно в это поверить, но я и в самом деле не желала вам зла! Я ошиблась!
— Это я уже слышал, — равнодушно отозвался Феникс. — Что-нибудь новенькое есть?
Ответом ему послужила звонкая пощечина.
Вахтенные сгребли карты и растворились в темноте; Хагену пришлось хуже — чтобы ретироваться, он должен был встать и пройти мимо Крейна и Камэ, а сделать это незаметно не сумел бы и призрак. Оборотень поступил единственно возможным способом: притворился спящим. Раз уж капитан не счел нужным его прогнать…
— Ну-у, разве это новенькое? — Магус, криво усмехнувшись, потер щеку. — Десять лет назад такое бывало чуть ли не каждый день. Камэ, я не настроен с тобой ссориться. Я вообще не хочу…
— Ни видеть меня, ни слышать! — перебила женщина. — Знаю! Кристобаль, я всего лишь хотела, чтобы ты вернулся… и взял меня с собой!
— Я предлагал тебе отправиться с нами, — сказал Крейн. — Ты отказалась. Видишь ли, Паучок, твоя роль была сыграна безукоризненно, все поверили. Но дело в том, что ты ничуть не изменилась за те годы, что мы провели вдали друг от друга — по-прежнему не видишь ничего дальше собственного носа и не можешь запомнить одной простой вещи… — Он тяжело вздохнул. — Я никогда не возвращаюсь, Камэ. Для меня нет дороги назад, как нет и прошлого, потому что оно прах и пепел, поэтому я иду только вперед… даже если доподлинно знаю, что сгорю.
— Тебе не привыкать… — проговорила женщина. — Сгорать и возрождаться каждый раз… Сколько ещё будет таких возрождений, Кристобаль?
— Для меня — не знаю, — ответил феникс. — А для Кристобаля Крейна — ни одного. Это его последнее путешествие, и оно войдет в легенды, если уже не вошло. Не мешай мне, Паучок. Я и так уже потерял из-за тебя Эрдана.
Камэ молчала очень долго, и Хаген решил, что она плачет.
— Теперь я поняла… — В её голосе действительно звенели слезы. — В твоей легенде для меня нет места, так? А для неё оно нашлось. О да, я больше не буду выбирать для тебя путь, пусть это делает она…
— Паучок, я ведь не говорил, что у этой истории будет хороший конец вроде «и жили они долго и счастливо». Гораздо вероятнее другой — «и они без следа исчезли в неизведанных морях».
— Мне всё равно.
Феникс негромко рассмеялся.
— Тогда ты сама виновата, Камэ. Когда ты в Лэйфире назвала меня «чудовищем», это прозвучало очень… э-э… искренне. И я поверил, видишь ли. Хотя раньше считал, что у меня были причины поступить именно так, а не иначе.
— Расскажешь? Быть может, я пойму…
Ответные слова феникса прозвучали очень жестко:
— Нет. Незачем ворошить пепел.
Женщина ёще что-то сказала, но так тихо, что Хаген не расслышал ни слова. Быть может, она говорила сама с собой, потому что магус промолчал. Их странная беседа приоткрыла пересмешнику дверь в прошлое феникса — не дверь даже, а щелочку. Он слышал о пожаре в городе Лэйфир, который случился лет десять назад: взорвался склад звездного огня, потом с ветром пламя перешло на крыши соседних домов, а ведь стояло сухое, жаркое лето…
И часа не прошло, как от города остались одни головешки.
Пересмешник не знал точно, сколько человек тогда погибло — твердили, что выживших было едва ли десятков пять, — но ему доводилось слышать, что именно в день пожара в гавань Лэйфира заходил фрегат под изумрудными парусами. Значит, так оно и было?..
В раздумьях Хаген не заметил, что Крейна и Камэ на палубе уже нет. Вместо них появился Джа-Джинни, который смотрел на сонного оборотня бирюзовыми глазами, укоризненно качая головой. А ещё был кто-то большой и темный, он прятался в тени «Невесты ветра», подглядывая за тем, что происходило на палубе.
Или, быть может, это ему приснилось…
* * *
Потоптавшись недолго у двери, он чуть-чуть успокоил бешено колотящееся сердце и лишь после этого взялся за ручку, которая оказалась такой холодной, что пальцы тотчас же онемели.
— Ты пришел? Входи же скорее, мой мальчик!
Хоть дядюшка и обращался с ним весьма сердечно, Хаген всякий раз при разговоре начинал трепетать. Что послужило тому причиной, он не понимал: Пейтон был сама любезность и ничуть не походил на торговца-скупердяя, о котором то и дело рассказывали тетушки. Он забрал горе-племянника с собой в Фиренцу, поселил в собственном доме, выделив комнату — хоть маленькую, но отдельную. В доме Хеллери у него и этого не было. И всё-таки какое-то темное предчувствие терзало Хагена, не давая спокойно спать.
