— Как?! — Умберто вскочил, а Кузнечик чуть было не поперхнулся супом.
— Пропадают, исчезают бесследно — как хочешь, так и называй, — сказал «цепной пес», страдальчески морщась. — Последний сгинул вчера ночью. Ходят слухи… — Кирен помедлил. — Э-э… в общем, один рыбак говорит, что видел чудовище к северо-востоку от порта, и оно едва не сожрало его вместе с лодкой.
— Каким оно было? — спросил Умберто сдавленным голосом. — Он хоть что-то сумел рассмотреть?
— Вроде кракена, только какое-то… прозрачное. И щупалец десятка два, а то и больше. О-о, Заступница, пощади нас…
Умберто тоже обратился к Пресветлой Эльге, а потом задал последний вопрос, интересовавший его больше всего:
— И много фрегатов пропало?
— Восемь, — ответил «цепной пес», мрачнея. — Все торговцы, кроме последнего.
«Искусай меня медуза, последним пропал сторожевой корабль!» — подумал моряк. Рассказ Кирена многое объяснял — к примеру, злые взгляды горожан, которых исчезновение одного из стражей Эверры встревожило не в пример больше, чем судьба чужих кораблей, — но матрос «Невесты ветра» мог бы поведать об этом чудовище гораздо больше, поскольку видел его воочию.
В окрестностях Эверры поселился глубинный ужас.
Умберто содрогнулся, вспомнив тот день, когда на палубе «Невесты ветра» бесновались прозрачные щупальца: взамен одного отрубленного тотчас прибывало два-три новых, и эта битва казалась бесконечной. Справиться с тварью сумел только истинный Феникс, да и тот чуть было не поплатился жизнью за свою безумную отвагу. Глубинный ужас был больше кракена и быстрее кархадона, сабли и топоры причиняли ему урон, сравнимый с булавочными уколами, и только он один мог быстро утянуть под воду целый фрегат, не оставив следов. «Лайра ведь тоже о таком рассказывал! — вдруг вспомнил Умберто. — Но там всё одним фрегатом и ограничилось. Выходит, этих тварей в океане и впрямь много?»
— Ох, ну и страхи! — сказал Умберто, качая головой. — Может, они просто утонули? Бывает, шторм неожиданно начинается и…
— Ага, и так восемь раз, — перебил «цепной пес». Он откинулся на спинку скамьи, взглянул на своего собеседника, подозрительно прищурившись. — Не веришь — твое дело. Я правду рассказал!
Кузнечик, у которого пропал аппетит, отодвинул тарелку и посмотрел на Умберто, словно говоря: «Нам пора». Моряк и сам это понимал, но ему не хотелось расставаться врагами с тем, кто по доброй воле решил накормить их обедом.
— Давай я сам за нас заплачу, — предложил он, и Кирен, ухмыльнувшись, спросил:
— Брезгуешь? Ну плати, раз так…
… — Я, конечно, повел себя как полный идиот, — сказал Умберто, когда они вдвоем с Кузнечиком вышли из таверны. — У него на пропавшем фрегате могли быть товарищи, а с человеком, который потерял друзей всего-то накануне ночью, так не разговаривают. Да и вообще, он испуган — кто знает, какой корабль окажется следующим?
— Не вини себя, — хрипло прошептал Кузнечик. — Ты тут ни причем, он просто захмелел и захотел с кем-нибудь поругаться, а то и подраться.
— Считаешь, мы легко отделались? — усмехнулся моряк. — Ну ладно, давай-ка подытожим. Если верить этому Кирену, где-то к северо-востоку от Эверры поселился глубинный ужас, который пожирает проходящие мимо корабли. Кракен меня раздери, если хоть кто-то слышал об этих тварях ещё год назад, а теперь их встречаешь чуть ли не на каждом шагу! Что-то странное происходит, не находишь? — Юнга кивнул. — И ведь отсюда мы отправимся как раз на северо-восток. Что делать?
— Надо рассказать капитану.
— Конечно, надо… только вот не стоит, по-моему, бежать к нему прямо сейчас. Вдруг нам удастся ещё что-нибудь узнать?
— Хорошо… — Кузнечик пожал плечами. — Если ты хочешь попасть в торговые ряды, о которых рассказывал Кирен, то я знаю дорогу.
— Ты… что?! — Умберто ошеломленно уставился на своего младшего товарища. — Повтори, что ты сказал!
— Я сказал, что знаю дорогу, — послушно повторил Кузнечик, и в его голосе моряку послышалась грусть. — Умберто, я не всегда был юнгой и не всегда был портовым воришкой.
— Так ты здесь уже бывал… — понял моряк. — Давно?
— Пять лет назад, — ответил юнга и, отвернувшись, прибавил: — Извини, больше ничего не скажу.
Для Умберто не было секретом, что переупрямить Кузнечика мог только Крейн — не исключено, редкостное упорство было просто-напросто одним из особых свойств всех небесных детей, — поэтому он не стал выпытывать у парнишки ещё что-нибудь, хоть и сгорал от любопытства. Зато он невольно начал приглядываться к юнге и вдруг заметил, что за последние полгода тот здорово вырос. «Сколько же тебе лет на самом деле? Четырнадцать? Или больше? Крейн говорил, магусы живут дольше и не стареют, но взрослеют точно так же, как и люди… А-а, пустое — всё равно я не узнаю, кем ты был в прошлой жизни, малый!» Кузнечик взглянул на него и виновато улыбнулся, словно извиняясь за то, что не может ответить на невысказанный вопрос.
Дорогу он и впрямь знал: вскоре два матроса вышли из темного переулка и оказались посреди просторного бульвара, вымощенного светло-розовым камнем. Перед ними предстала совсем другая Эверра — та, о которой с восторгом рассказывали путешественники. Здешние дома поражали затейливыми архитектурными изысками — казалось, каждый стремился превзойти соседа, — а лавки, расположенные на первых этажах, завлекали прохожих яркими вывесками и огромными прозрачными витринами из цельного стекла. Умберто подошел к ближайшей и поначалу даже не понял, что видит: в шкатулках, выстланных изнутри черным бархатом, лежали разноцветные стеклянные шары, заполненные дымом. Моряк пригляделся к одному из таких шаров — серебристо-серому, величиной с кулак, — и ему показалось, что в самом сердце дымного облака что-то шевелится.
Как будто серебристая змея медленно разворачивает кольца.
— Пойдем! — Кузнечик потянул друга за рукав. — Это такие светильники, они очень дорогие, но почти вечные.
— Погоди, я там увидел… — начал Умберто, но парнишка сердито перебил его:
— Ты увидел мираж! Я как-то слышал, что на одного человека из ста они действуют как табак блаженства или даже хуже. Тебе нельзя на них смотреть!
— Но почему?!
— Да потому что это опасно! Чем дольше ты будешь глазеть на такую лампу, тем больше она заморочит тебе голову. Тебе так хочется уснуть наяву и больше не проснуться?
Умберто тряхнул головой, пытаясь разогнать туман перед глазами. Кузнечик был совершенно прав: серебристый шар опьянил его, одурманил не хуже какого-нибудь хитрого зелья или того самого табака блаженства. Он содрогнулся, представив самого себя с пожелтевшей от дыма кожей и отсутствующим взглядом, сидящим в дальнем углу какой-нибудь курильни…
— Ты прав, — виновато сказал он. — И мне теперь всю жизнь от этих ламп прятаться?
— Уж не собираешься ли ты остаток жизни провести на роскошной вилле, в гостях у какого-нибудь небесного лорда? — поинтересовался Кузнечик со странной усмешкой, от которой его юное лицо стало старше на несколько лет. — Если нет, то бояться нечего — эти милые безделушки по карману только аристократам. Идем, я покажу тебе кое-что поинтереснее! Надеюсь, они всё ещё на месте…
