Ролан, однако, передумал бежать и остался на месте.
— Чего надо? — грубовато спросил он, когда моряки приблизились, и прибавил, обращаясь к мальчику: — Бакли, я сколько раз тебе говорил не водить сюда чужих, а?
— Ну Ро-олан… — заныл ребенок, но рыбак уже его не слушал — смотрел на незнакомцев и, похоже, готовился к неприятностям.
Умберто ждал, что Крейн просто спросит этого Ролана, где именно с ним приключилась смертельно опасная история, однако всё пошло не так: магус, не утруждая себя долгими объяснениями, перепрыгнул на борт лодки. Её хозяин от такой наглости оторопел.
— Что это? — Крейн ткнул пальцем парню в лоб. Умберто лишь теперь понял, что капитан в ярости и еле сдерживается, чтобы не вспыхнуть. — На тебе печать! Хоть понимаешь, что ты натворил?!
«Какая печать?» — пробормотал Умберто, но Ролана этот странный вопрос ничуть не удивил, даже наоборот — привел в чувство. Рыбак приободрился и сказал, с вызовом глядя на незваного гостя:
— А что такое? Я сам себе хозяин, что хочу — то и делаю. Ты мне не указ, незнакомец, поэтому иди-ка своей дорогой!
— Да уж, конечно, — язвительно сказал Крейн. — Каждый волен со своей жизнью делать, что заблагорассудится. Но если уж тебе так захотелось познакомиться с Великим штормом, то зачем впутывать в это лодку? Можно было просто утопиться — и все дела…
Ролан озадаченно уставился на моряка, чей вид совершенно не внушал ему доверия, но слова ранили, будто лезвия кинжалов. На совсем ещё юном лице рыбака сменили друг друга злость, удивление, растерянность, и, в конце концов, им овладела тревога.
— О чем ты говоришь? — тихо спросил он. — Я же…
— Всего лишь подписал контракт с вербовщиком, — подхватил магус. — И позволил какому-нибудь мастеру-корабелу этот контракт заверить… Я даже знаю, что они тебе пообещали. Веселую жизнь, полную сражений и приключений, а самое главное — твоя лодка вырастет и станет настоящим боевым кораблем! Ты и не устоял. — Растерянный Ролан молчал, поэтому Крейн прибавил: — Только вот не мешало бы расспросить подробнее о том, что будут делать с тобой и твоей… как её зовут, кстати?
— «Легкокрылая», — хрипло проговорил рыбак. — А что с нами сделают?
— Этого я точно не знаю, — ответил Крейн. — Зато мне известно, как выглядят такие корабли потом. Слышал о черных фрегатах? «Легкокрылая» вырастет, да… но она станет чернее сажи, а её сущность, её душа умрет. Твоя лодка превратится в пустую скорлупу.
Последние слова заставили Ролана вздрогнуть. Рыбак взглянул на Умберто, как будто ожидая, что тот опровергнет жестокие речи своего товарища, но моряк хранил молчание. Ему уже доводилось раньше слышать о контрактах, которые заверяли корабелы: добровольно на подобное не пошел бы ни один навигатор, поскольку такой договор невозможно было расторгнуть никаким способом, кроме смерти одной из сторон. «Ты продал себя в рабство, парень! — мог бы сказать Умберто. — И твоим надсмотрщиком будет сама „Легкокрылая“, потому что она сделает то, что приказали!»
— Я на это пошел не из-за каких-то глупостей, — сказал Ролан. — Я был должен ростовщику много денег, и уже подходил срок… или, по-вашему, мне следовало просто смотреть, как у нас отнимут дом и мои мать и сестра окажутся на улице?
Чуть успокоившись, он опять начал дерзить — может, просто не понял до конца весь ужас своего положения? Умберто покачал головой: «Вот бедолага!» — и вдруг почувствовал озноб. Сам-то он много лет назад похожую задачку разрешил совсем другим способом…
— Ладно! — рыбак махнул рукой с таким видом, словно отбрасывал всю прошлую жизнь. «Я ни о чем не жалею», — было написано на его лице, открытом и добродушном. — Вы же не из-за этого сюда пришли?
— Мы пришли из-за чудовища, с которым тебе довелось встретиться, — ответил Умберто, видя, что Крейн молчит. — Молва говорит правду, ты его видел?
Парень помрачнел.
— Видел. И съешь меня кракен, если я захочу увидеть эту тварь ещё раз!
— Мы тебе заплатим… — начал Умберто, но Ролан упрямо замотал головой.
— Нет, — прозвучало всего одно короткое слово, и тотчас же стало понятно, что переубедить рыбака у них не получится. — Мне деньги не нужны, я жить хочу.
— Жить, значит? — странным голосом переспросил Крейн. — А зачем тебе рабская жизнь, мальчишка? Разве ты сможешь пить, есть и дышать, осознавая, что предал свой фрегат — лучшую часть самого себя?
Магус протянул руку, как будто видел нечто в пустоте перед собой, и… что-то сделал. Даже у Умберто, который стоял не на палубе, а на причале, зазвенело в ушах, а Ролан сразу же повалился на колени, схватившись руками за голову.
— Что это? — пролепетал он, чуть не плача и боясь даже поднять глаза. — Что со мной? Да кто же вы такие, в конце концов?!
— Кто мы такие, неважно, — сказал Крейн. — Чувствуешь? В скором времени это будет с тобой происходить постоянно. Сейчас я прикажу отвезти нас туда, где обитает чудовище, и воспротивиться моему приказу ты не сможешь… вы оба не сможете.
Магус говорил правду: «Легкокрылая» качнулась, её парус раскрылся с тихим шелестом — лодка была готова к отплытию и ждала только приказа своего навигатора.
— Я не хочу… — обреченно прошептал Ролан и зажмурился. — Вы не знаете, что это за тварь. Она убьет нас! В прошлый раз меня спасло чудо…
— Ты не хочешь, — согласился Крейн. На его лице впервые отразилось некое подобие сочувствия. — Но я приказываю.
Рыбак понял, что спорить бесполезно. «Легкокрылая» отошла от причала так быстро, что Умберто едва успел перебраться на борт. Моряк был удивлен и растерян: как могло случиться, что Крейн вообще сумел такое сотворить с чужим кораблем и навигатором, который не должен был ему подчинялся? Вспомнились слова, сказанные накануне: «В день нашего расставания с Эрданом он преподал мне урок». «Интересно, — подумал Умберто, мрачнея. — Сколько ещё секретов ты хранишь, Кристобаль?» Если принять во внимание то, что Эрдан некогда считался лучшим мастером-корабелом во всей Империи — и впрямь следовало ожидать от Кристобаля, его лучшего ученика, всё новых и новых сюрпризов.
Умберто охватило странное чувство, которому он пока что не мог дать названия…
Ветер был благоприятный, поэтому вскоре пристань осталась далеко позади. Лодка Ролана в точности соответствовала своему имени: она летела над волнами, будто и не касаясь их, и невольно Умберто попытался представить себе, какой фрегат мог бы получиться из «Легкокрылой». Она могла бы стать восхитительно прекрасной, неповторимой, а вместо этого превратится в черную бездушную посудину, одну из многих — знать бы ещё, сколько их на самом деле.
— Вы мастер-корабел, я понял… — проговорил Ролан. В его голосе теперь звучало не просто уважение, а благоговение, хотя стоило удивиться уже тому, что парнишка вообще осмелился заговорить. — Тот, другой — ну, он заверял договор, — сказал, что… — тут парнишка внезапно закашлялся, а после того, как приступ прошел, выяснилась удивительная вещь: у него пропал голос.
