— Так вы нашли общий язык? — понимающе киваю я, не спеша уходить. Подождет дед, ничего с ним не станется.
— А разве могло быть иначе? — с преувеличенным удивлением. — Лев, как вы и предупреждали в прошлом году, никого не может оставить равнодушным. Такова его натура. И он без сомнения внушает уважение и производит весьма положительное впечатление. Хороший человек. А, как вы уже знаете, на хороших людей у меня чутье. И сразу отвечу на интересующий вас вопрос. На данный момент в этом доме собрались исключительно хорошие и порядочные люди. Я счастлив быть окружен такими друзьями.
— Я рада это слышать, — искреннее говорю я.
— Ну идите же, не заставляйте деда ждать, — поторапливает меня Николай, и я, попрощавшись, иду искать деда.
— Деда? — Я с опаской вхожу в темную, подернутую красным маревом комнату. Под алым фонарем висят черно-белые фотографии, зажатые прищепкой на веревках-лесках, что крест-накрест протянуты высоко над столом. На стеклянной поверхности длинной столешницы размещены четыре кювета со специализированными химическими растворами для проявления фотопленок и водой. — Ты здесь?
Я делаю шаг и внезапно дверь за мной закрывается. В ту же секунду срываюсь назад к двери и звонко колочу по ней ладонью.
— Эй! Что за шутки?! Выпустите меня немедленно! — нет, не с испугом, а с яростью восклицаю я. Кто посмел вообще меня тут закрыть?!
Поняв, что за дверью никого уже нет, я сердито разворачиваюсь и, напоследок гневно пнув ногой назад, в крепкую, надо сказать, дверь, я отхожу от нее и за неимением другой деятельности от скуки начинаю рассматривать снимки.
Что это? Как… Когда?! В какое время они были сделаны?! И как я не заметила фотографа?
На всех фотографиях я. Задумчивая. Хмурая. Спокойная. Где-то в расфокусе, где-то поджимаю губы, где-то просто смотрю на кого-то. И везде — ни о чем не подозревающая. Чьих рук эти работы?
Я медленно изучаю каждый снимок, останавливаясь сначала возле одной, потом у другой, подолгу всматриваюсь в свое несчастное — даже удивительно, как фотографии могут передать смотрителю подлинное настроение души, — но в то же время "закрытое" лицо.
Вдруг краем глаза улавливаю шевеление и стремительно поворачиваюсь к источнику тихого звука. Мычит, кажется. Кто здесь может мычать, интересно?
Крадучись, подбираюсь к темному углу, где, помнится, стояло одинокое кресло, глубокое, но слегка жестковатое. Зрение постепенно привыкает видеть в темноте, и я ошеломленно замираю.
— Игорь? — не веря глазам, выдыхаю я, затем подаюсь вперед, чтобы лучше рассмотреть лицо. — Что ты… кто тебя так? — Я немедленно вытаскиваю из его рта кляп, и в следующую секунду он просит совершенно спокойным голосом:
— Помоги мне развязать руки, и тогда я уже сам смогу развязать себе ноги.
Я открываю и закрываю рот, не находя, что сказать. Но пообещав себе подумать о нелепости и странности происходящего позже, без лишних слов приступаю к освобождению пленника.
— Алекс, что ты здесь делаешь? — вполне закономерный вопрос.
— Николай Геннадьевич сказал, что дед здесь и ждет меня. Зачем — не сказал, — пожимаю плечами.
— Ясно, — понятливо тянет он, на какое-то короткое время задумавшись. — Всё, спасибо, дальше я сам, — и уже свободные руки шустро и почти без труда развязывают обвитую вокруг сильных ног змейку-веревку.
— Расскажешь, кто тебя так? — как бы между прочим интересуюсь я, отходя к двери. Черт побери, какой шутник нас закрыл здесь?!
— Это неважно. Важно то, что мы с тобой так и не поговорили. — Игорь, отбросив в угол ненавистную веревку, встает и подходит ко мне, пытающуюся всеми силами выдолбить эту чертову дверь.
— Игорь, давай не будем ходить по кругу, — бросаю я через плечо. — Я сказала, не хочу, значит никакого разговора не будет. Да откройте же эту дверь, кто-нибудь! — кричу я, разозлившись и больно ударив кулаком о металлическую поверхность двери.
— Я люблю тебя, — вздыхает мужчина позади. — Я не могу сидеть сложа руки, когда ты в беде.
— Любишь? А как же Ника? Ведь с некоторых пор она снова есть в твоей жизни, — насмешливо замечаю я, приподняв брови и мельком посмотрев на него. После чего запускаю пальцы в небольшую неприметную шкатулку, стоящую на полке у двери, и сосредоточенно начинаю рыться в поисках какого-нибудь тонкого, острого предмета. Мне надоело здесь сидеть, тем более в компании своего бывшего. Нужно срочно выбираться отсюда, нет желания и дальше выслушивать его утомительные, бессмысленные, нескончаемые речи.
— Она уехала, ее больше нет в моей жизни, — отвечает он с присущей ему решительностью.
— Кажется, когда-то я это уже слышала, — с тихой усмешкой. — И знаешь что… твоим словам я больше не верю, — повернувшись лицом к Игорю, припечатываю холодным взглядом.
— Понимаю, — кивает он, смотря мне в глаза, — но на этот раз она действительно больше не вернется.
— И ты хочешь сказать, что между вами ничего не было? — со злой усмешкой в голосе.
Неожиданно мужчина замолкает и в виноватом жесте задумчиво закусывает губу.
— Я так и знала, — фыркаю я. — Она сногсшибательная, как можно устоять, верно? — саркастически замечаю я.
— Между нами ничего не было, — немного неуверенно сообщает бывший.
— Врать мне ты так и не научился, — разочарованно протягиваю я.
— Ничего не было, — жестко и твердо, а потом с явственно выраженным на лице сожалением: — вернее не в том смысле, о чем ты подумала.
— А в каком? Вместе куличики пекли? На песочнице играли? — с издевкой спрашиваю я.
— Она меня поцеловала. Один раз, — признается спустя секунду Игорь.
— Она? Уверен? — с насмешкой.
— Да, — хмуро и гневно бросает он, подходит ко мне и, близко склонившись, шипит мне в лицо: — Потому что я люблю тебя, если ты, дуреха, этого еще не поняла!
Мы неотрывно смотрим друг другу в глаза, я на секунду задерживаю дыхание, а потом вдыхаю его запах, сладкий и горький одновременно, будоражащий мои легкие, те в свою очередь незамедлительно, со скоростью мысли, разносят волнующее, знакомое тепло по кровяным сосудам, по всему телу, в каждую клеточку. Мои клетки блаженно вдохнули мужской запах, по которым давно истосковались, — предатели.
— Ты всё еще любишь меня, я это вижу, — нежно шепчет он, еще ближе склонившись и тяжело дыша в губы.
— Я… — сглатываю и наконец беру себя в руки, — ты ошибаешься. Кстати, я тоже поцеловалась кое с кем. Поцелуй — это же не преступление, верно? — и с холодным вызовом смотрю на него.
Его лицо тотчас искажается в гневе, а крепкие пальцы захватывают мой подбородок, он вынуждает смотреть ему прямо в глаза.
— Кто? — цедит он сквозь зубы, пытаясь сохранить самообладание, усмирить рвущуюся изнутри бушующую ярость.
