Услышав любимую мелодию, она подпрыгнула на кровати и приложила ладонь к сердцу, совершившему кульбит вместе с ней.
— Господи, ну что опять? — ожидая всего, чего только можно было ожидать, осипшим голосом Алёна выдавила «алло».
— Доброе утро. Вы велели никого к Вам не пускать, поэтому прошу спуститься и самой посмотреть на безобразие, которое тут происходит, — нескрываемая обида в голове устыдила её виновницу.
— Вы о чём?
— Мы Вас ждём, — консьержка отключилась.
Веки были тяжёлыми, глаза полны жгучего песка, голова раскалывалась. Вздохнув, девушка покинула, только-только ставшую удобной, кровать.
Весь подъезд и лестница первого этажа утопали в туго набитых, разноцветными розами, урнах. Алёнушка осторожно ступала по любезно оставленной дорожке для прохода и вертела головой, пытаясь понять что происходит. Домоправительница стояла, уперев руки в бока, и раздражённо осматривала цветочное безумство.
— Что это?
— Это я у Вас должна спросить!
— Я не понимаю.
Дверь открылась, появились двое из ларца с очередными вазами в руках, примостив их, улыбнулись. Один пробрался ближе и обратился к обескураженной девушке:
— Доставка для Журавлёвой А.С. Это Вы?
— Я, но … куда я это всё дену?
— Это не всё. Только то, что влезло на площадку.
— Вы совсем с ума сошли? Забирайте обратно и верните отправителю, кто бы он ни был!
— Нет! — выпалил парень и уставился на Алёну со страхом в глазах.
— Так, одну минуту, — она протянула руку и выудила из ближайшего букета карточку.
«Прости», — в его стиле, немногословно и только суть. Две другие надписи повторяли первую. Бабочка порхала по оранжерее, открывала открытки, читала и бросала на розы. Ничего оригинальнее он больше не придумал. Где-то глубоко внутри трепетало взбудораженное сердечко, но Алёна предпочитала его не слышать.
— Вы осуществили доставку, деньги свои отработали. Собираем всю растительность и отправляем в мусоропровод.
— Нельзя! — всё тот же ужас в глазах.
— Да что вы его боитесь?! Откуда он узнает? — Алёна повысила голос и взглянула на консьержку с просьбой поддержать.
— Не надо забивать мусоропровод, — поддержала, так поддержала, — мне потом отчитываться!
Парни неоднозначно переглянусь, тот, который до сих пор молчал, решил взять ситуацию в свои руки:
— Кирилл Сергеевич сказал, что лично всё проверит и пересчитает каждую розу.
— Да что он в конце-концов… — Алёна зажмурилась и замолчала, счёт до десяти в уме, всегда помогает немножко остыть и упорядочить мысли. — Ладно, заносите в квартиру. Но не всё! Пятую часть. Остальное заберете обратно, куда — меня не волнует. Можете пройтись по квартирам, раздарить или продать дешевле, мне всё равно.
Парни воодушевились, неслыханная удача заглянула этим утром в их цветочный гипермаркет.
— Ещё одно, — Алёна обернулась, будучи уже на площадке второго этажа. — Красные и бардовые я не люблю. Прошу, оставить их здесь.
Взгляд блуждал, пытаясь найти хотя бы один багряный букет.
— А здесь таких и нет, — ответил юноша и растекся в горделивой улыбке.
Ну как тут было не улыбнуться в ответ?!
Новогодняя ёлочка, окружённая охапками роз, смотрелась нелепо. Да и вся квартира превратилась в сущий цветочный ад. Ароматы душили, и заставляли кружиться больную голову, приходилось периодически проветривать все комнаты по очереди. Алёна долго смотрела на надпись «разблокировать абонента». Серьезный шаг навстречу, делать который было нельзя, но безумно хотелось. Всего лишь несколько гневных слов, всего лишь послушать его улыбчивый голос и снова «сделать чёрным». Алёна выровняла дыхание, собралась, прорепетировала голос и нажала вызов.
— Тебе понравилось? — вместо привета, который накануне вывел её из себя.
— Нет! Ты больше не способен меня удивить.
— Хочешь сказать, ожидаемо?!
— Ты превратил мой дом в цветочную свалку, испортил всё новогоднее настроение.
— Надо было присылать ёлочки, игрушки, разноцветные хлопушки? Тогда бы я заслужил прощение?
— Руднев, если тебе это очень нужно — я тебя прощаю. На этом всё. Давай попытаемся сохранить приятельские отношения. Я согласна, нас многое связывало, но это прошло. Прекрати паломничество в мою квартиру, ни игрушки, ни любые другие побрякушки не вернут то, что прошло и забыто, — не дожидаясь ответа, Алёна нажала на сброс и зарычала. Как же самой хотелось верить в эти слова.
Спустя несколько секунд в трубке снова гудки и на удивление бодрый голос Лизы:
— Привет, подружка! Как настроение?
— Лиз, ты выспалась что ли или ещё не ложилась?
— Не суть. Что там у тебя?
— В смысле?
— Мне приехать?
— Приехать, — протянула Алёна, подозрительно сдвинув брови.
— Лечу! — прозвенел радостный голосок и наступила тишина.
— Что происходит, а?! — оглядев сады Семирамиды, Алёна ухмыльнулась и пошла варить кофе.
***
Кирилл долго боролся с желанием перезвонить, но улыбнулся и спрятал телефон. Время! Совсем немножко времени и очень много упорства и предприимчивости, к тому же есть другие важные дела. Парень посерьёзнел и постучался в кабинет отца, перед дверью которого остановился, чтобы ответить на звонок.
Когда папа работал, беспокоить его не следовало, об этом знали все домочадцы, однако сын ждать не мог. Он приоткрыл дверь и тихонечко спросил:
— Уделишь мне две минуты?
— Входи, только коротко и по существу, нет времени. Все уверены, что с наступлением Нового года жизнь закончится, поэтому надо непременно решить все проблемы до новой цифры в календаре. Кирилл не церемонясь прошёл, сел напротив и подождал пока отец отложит в сторону бумаги.
— У меня к тебе разговор.
— Слушаю.
— Антон Николаевич Колесников, владелец «Сицилии».
Удивлённо вздёрнув брови, родитель поглаживал подбородок, тем самым намекая на продолжение.
— В каких отношениях ты с его отцом? Я имею в виду, вас что-то связывает?
— Общих дел у нас нет. Да и какие могут быть общие дела, если мы вращаемся в совершенно противоположных видах деятельности. Мы знакомы, не раз пересекались, но ко мне он никогда не обращался и я ему ничего не должен. Серьезный, грамотный человек. Дети взрослые, насколько знаю, самодостаточные. С Антоном лично не знаком.
Кирилл вздохнул и расслабленно откинулся на спинку стула.
— По какой причине возник интерес?
— У нас вышел конфликт. Поначалу я спустил, но подумав, решил, что очень зря. Человек моего благородства не оценил.
