– Не читай мои сообщения, пожалуйста. Я же твои не читаю.
– На, читай. – Достает телефон из кармана и протягивает мне.
– Не буду.
– Потому что не хочешь, чтобы я твои читал?
– Тебе не стыдно поднимать эту тему? Особенно сейчас. Ты прочитал обо мне достаточно. Прочитал, не спрашивая, без разрешения. И хочешь продолжать контролировать меня?
– Хочешь поговорить об этом? О том, что я проявил инициативу? О том, что влюбился? Хотел защитить тебя?
– Я говорю не об этом.
– Именно об этом, золотце. Извини, если я такой дебил, переживаю, что любой гондон может с тобой…
– Может со мной?
– Я недоговорил.
– Я дослушала.
– Успокойся, я же забочусь.
– Мне жаль, что хоть и не по моей вине, ты, как и большинство других парней, всегда будешь видеть во мне шлюху, с которой может переспать любой желающий. Только потому, что меня пятнадцатилетнюю изнасиловали.
– Лизуш…
– Не называй мое имя. Я домой. Там меня никто не изнасилует.
– Я отвезу.
– Не надо. Извини еще раз за то, что позволила себя изнасиловать. Но я не виновата в том, что было в прошлом. Я не виновата в том, что из меня сделали вещь, которой я всегда буду.
Голос дрожит.
Больнее всего не то, что со мной сделали.
Больнее всего то, что во мне видят девушку, которая позволила с собой это сделать.
– Видимо, для тебя тоже.
Глава 13
Примирительная переписка
Не жива я и не живу.
Не жива как целостная личность.
Есть я – взрослая.
Есть я – ребенок.
И в жизни все настолько неизменно, что каждый раз внутренний ребенок страдает от меня внутренней взрослой. Разве забитый внутри ребенок был готов к тому, чтобы меня лишали девственности против моей воли? Засовывали пальцы, раздвигали ноги и разрывали одежду, как какие-то звери?
Если бы все это сопровождалось лишь эмоциональной болью… Но я навсегда запомню остро режущее ощущения, словно тебя протыкают ножами, снова и снова. Хорошо наточенными ножами.
В момент, когда жизнь пытается тебя уничтожить, вспоминается все – и вечно лезущий со своими советами отец, и хороший мальчик, которого ты постоянно отвергала, и каждая протянутая попрошайкой рука. Тебе хочется вернуться в любой момент твоей жизни, потому что нет ничего хуже, чем то, что с тобой делают.
Возможно, я погорячилась и некрасиво себя повела с Андреем. Нечего оправдывать себя, просто… Глупо даже надеяться, что какой-то парень может забыть о подобном, что бы там папа ни говорил.
«Для настоящего мужчины это ерунда».
«Никто на это даже не посмотрит».
Изнасилование – не порок, это диагноз, клеймо, шрам на всю жизнь. Изнасилование – не просто о том, что было, а о том, что никогда не забудется.
Если сука не захочет, кобель не вскочит… Не хочется вспоминать, но именно так нам – школьникам – говорила классная руководительница, когда девочки жаловались на то, что к ним пристают парни. У взрослой женщины язык поворачивался осуждать девушек, цепляясь за этот уродливый аргумент, который относится не к людям, а собакам.
Именно в таком направлении повернуты мозги у каждого.
Выходит, и у него.
Тогда зачем он игрался? Выслеживал? Запрещал общаться с кем-либо? Ревновал и проявлял – или имитировал – заботу? Не для того, чтобы затащить в постель, но зачем тогда?
Андрей даже не пишет.
Может, он понял внезапно? Не сразу пришло осознание, что я не от производителя, а с рук?
Так они шутили.
Так шутили, когда кидали меня из руки в руки.
Так шутили, когда затыкали рот.
Наверное, страх затмевает мне глаза. Страх того, что принятие Андрея – временное. Страх того, что будучи изнасилованной, ты никогда не избавишься от чувства вины (заткнись и скажи спасибо, что я вообще подобрал тебя, шавка).
Если бы он не знал этого…
Который раз мы с Андреем появляемся в сети почти одновременно.
Я точно не собираюсь отправлять ему что-то, но, может, сделать видимость, будто печатаю?
Хотя зачем позориться… Зачем навязываться…
Сто раз он скажет мне о любви, но и этого будет недостаточно для того, чтобы не чувствовать себя запятнанной.
Мне омерзительно то, что я имею право на отношения.
Собираюсь закрыть «Телеграм» и продолжить готовиться к экзамену – наконец-то последняя пересдача. Преподаватель ради меня не закрывала ведомость до июля. Надеюсь, хотя бы завтра это закончится.
Закрываю распахнутое окно, чтобы капли дождя не падали на подоконник.
В последний раз смотрю на его статус в сети.
Андрей, словно чувствуя мое уныние и одиночество, начинает печатать. Кончики пальцев и уголки губ немеют. Чуть не плача, переворачиваю телефон экраном вниз. Боюсь любых его слов. Захожу в чат. Дожидаюсь уведомления. Зажимаю диалоговое окно с ним, чтобы прочитать сообщения скрытно.
Андрей печатает
Андрей: успокоилась?
Андрей: в куколды меня записала?
В браузере пытаюсь выяснить, что такое куколд. Куча сайтов дают определения:
«Переведено с английского языка: рогоносец – муж неверной жены».
«Есть категория мужчин, которые абсолютно не переживают за то, что жена им изменяет, скорее наоборот.
Высшая степень удовольствия для них – когда жена делает это на их глазах».
Неужели можно было ожидать чего-то другого? Особенно от Андрея? У него на лице написано «консерватор, выступающий за патриархат в отношениях». Тяжело ему было осознавать, что он влюбился в обесчещенную девушку?
Вновь открываю «Телеграм» и вижу в маленьком синем кружочке напротив его имени цифру три.
Андрей: будь добра уважать чье-то мнение кроме своего
Андрей: если я как-то не так проявил свою заботу, извини
Андрей: ответь
Я: не трогай меня, пожалуйста
Андрей: я ведь тебя не трогаю
Я: трогаешь больше всего на свете
Андрей: я тебе чем-то обидел?
Андрей: ревностью?
Андрей: ну прости, что я такой
Я: это ты прости, что я такая
Андрей: какая?
