Я знаю. Для тебя и надевала.
А говоря, что в любом случае надела бы его, – вру.
Только для тебя.
* * *
Папа настолько рад моей маленькой победе, что целый вечер никуда от меня не отходит. Если бы не скучающий Андрей в моей комнате, то я полностью отдалась бы моменту. Но с другой стороны – Андрей сидит тихо, не подставляя меня. И только папа уснет, для нас откроется таинство темного времени суток. Впервые мы проведем ночь вместе.
Счастье настолько близко, что я чувствую запах его парфюма.
Только бы не уснуть насовсем, чтобы медики не констатировали смерть – от любви. Хотя по такой причине не страшно даже умереть.
Совсем забываю про телефон Андрея в одном из шкафчиков и иду делать чай. Беру в руки мобильник и ставлю чайник.
Еще и знаю пароль, как назло… Может, уже сменил?
Проверяю. Нет, не сменил.
Будет некрасиво, если я пороюсь в его телефоне?
Но он же в моем роется, не спрашивая. Главное – посмотреть диалог с Луной. Вдруг у них вообще роман продолжается…
Нет, увиденное меня радует. Зажимаю палец на диалоге с ней, чтобы не прочитать последнее сообщение. Сообщения всплывают в окошке. Листаю вверх. Андрей в грубой – даже можно сказать в очень грубой – форме просит ее наконец съехать. Много пропущенных от нее. Просит не звонить. Посылает. Требует отдать ключи. Теперь даже все равно, что она у него поселилась. Надоест – сама уйдет. Мирно. Без истерик. Жаль, что мозгами она до этого сейчас дойти не может.
Сколько грязи она лила в его сторону. В сторону любимого человека, которого была не в состоянии отпустить столько времени. Где же здесь искренние чувства? Где же любовь? Самоотдача? Где уважение? Преданность? Неужели преданно она могла только приписывать ему страшные грехи?
Стыдно и мне, что я с ее подачи считала Андрея ужасным человеком, не способным на светлые чувства.
Он способен. Он способен на многое. Просто не с ней, чему я очень рада.
Кажется, жизнь посмеялась над нами тремя. Ведь совсем недавно я пыталась что-то советовать ей, хотела спасти их отношения с человеком, который сегодня находится в моей постели.
Хочу выйти, но случайно открываю сообщение.
Черт! Криворукая!
Ладно, можно отметить снова как непрочитанное.
Пробую.
Синий кружочек появляется, но без цифры – не указывается количество новых сообщений.
Господи, надеюсь он просто не заметит или подумает, что это какой-то глюк.
Ладно, блокирую и иду к себе в комнату.
– Вернешься еще?
– Да, секунду.
– Давай, я тут нашел фильм «Скуби-Ду». Вспомним детство?
– О, обожаю Скуби-Ду! Уже бегу!
Захожу в комнату и передаю Андрею телефон – так осторожно, словно запретное вещество, а не девайс.
– Кстати, я тоже люблю Скуби-Ду, – тихо говорит Андрей.
– Молодец какой.
Теперь нас с Андреем разделяют какие-то полтора часа и прожорливый пес. На середине папу размаривает. Наконец-таки.
Нет, я очень люблю проводить с ним время. Нашим отношениям позавидовали бы многие отцы, не видящие своих детей сутками.
Но прости, пап… Сейчас это все не вовремя.
– Пап, – обращаюсь к нему, дремлющему на диване, – папочка, спать иди.
– А? Поздно уже?
– Да, тебе уже пора, давай-давай. Я все выключу. Завтра досмотрим обязательно.
– Хорошо, милая, – ласково произносит отец. – Спокойной ночи.
– И тебе.
Дверь в папину спальню захлопывается с обратной стороны. Не выключаю телевизор, пока гремлю посудой и накладываю мясо с овощами на тарелку. Сидит там голодный. Пару кусочков пирога на целый день – не очень-то сытно для такого здоровяка.
Прячу остатки еды в холодильник. Выключаю телевизор.
Андрей просидел у стены весь вечер.
– Не устал?
– От чего?
– От подслушивания, – улыбаюсь я.
– Нет, не устал. Мне понравилось.
Мы вместе садимся на кровать.
– Держи, поешь. – Отдаю тарелку ему в руки.
– А я думал весь вечер на кока-коле просижу.
– Ты допил мою колу?
– Прости, котенок.
– А, да ничего. Всего лишь последняя бутылка клаб-мат колы, – расстроенно отвечаю я, чтобы пошутить.
– Блин, я дурак.
– Ты чего? Правда дурак? Да я же шучу, глупый. Любовь – это когда не жалко последней бутылки клаб-мат колы.
– Тебе нужно писать надписи на этих жвачках.
– А я могу.
Потому что я тебя люблю.
– Кстати, знаешь, что еще ты можешь?
– Что? Целовать тебя?
И я целую, пока его губы не испачканы жиром от мяса.
– Вообще-то имел в виду другое, но ладно, теперь промолчу.
– А что ты имел в виду?
– Да ничего.
– Нет, скажи.
– Просто в следующий раз, сыщик, когда захочешь покопаться в моем телефоне – заметай следы тщательнее.
Не думала, что будет так обидно. Стыдно ли мне за свое недоверие? Или за то, что попалась?
Особенно стыдно становится, когда все подозрения оказываются беспочвенными.
Становится настолько обидно, что реснички намокают, слеза спускается по щеке и смелости на то, чтобы посмотреть на него, нет.
– Бо-о-оже, надо было промолчать, ну ты чего, Лизуш? Я же не ругаю тебя. Я и сам говорил – смотри сколько надо. Причем можешь даже не скрываться.
Лучше бы он накричал на меня, потому что от такой реакции чувствую себя еще хуже.
Продолжая плакать, крепко обнимаю его за шею – чтобы даже воздух не посмел его украсть. Хочу, чтобы эта ночь длилась вечно – или хотя бы на несколько часов дольше.
– Я понял, с тобой надо как с ребеночком.
Со мной просто надо быть. Тебе.
* * *
– Отвернись, я переоденусь.
– Нет.
* * *
За ночь я прикрыла глаза раза два. Казалось, все, что умею, – неотрывно смотреть на него. Мы ограничены в пространстве, освещении, громкости, но только не в ласке – Андрей на нее не скупится и поспешно излечивает меня. А я все расспрашиваю, говорю без конца.
Андрей лежит на спине, а я прижата лицом к его груди, указательным пальцем рисую круги на его плече.
– Сколько тебе было, когда мне было пятнадцать? Двадцать, получается?
