От этого разговора смешно, ведь я прошу отпустить меня – лежащую рядом с ним, беспомощную, смущенную и совершенно голую.
– И тогда ты позволишь быть с тобой?
– Я ничего не могу тебе обещать. Просто дай мне уйти. Я больше так не могу.
Глава 27
Поддержка
Нас все-таки нашли.
Группа полицейских в форме залетели в нашу недолгую ночлежку и заставили Андрея выйти наружу с высоко поднятыми руками. А там его повалили на асфальт и начали избивать, хотя он даже не оказывал сопротивление. И они бы продолжили, если бы я не закричала, если бы не попросила их остановиться.
Меня укрыли пледом, а его скрутили и загрузили в полицейскую машину, так безразлично и холодно, словно мешок с камнями. Все как в дешевой и мерзкой повести, где прописан грустный финал.
Я не знаю, что будет дальше и даже не могу представить, как нас нашли.
* * *
Дверь громко открывается. В полуобороте вижу родной силуэт в сопровождении еще одного мужчины. Не сдерживаясь ни секунды, встаю и подбегаю к нему.
– Папочка, – сквозь слезы произношу и понимаю, как многое он вынес за эти несколько ночей.
– Доченька, милая моя, родная, господи, как же я рад!
Папа прижимает меня к груди, обхватывая за плечи. Такое ощущение, что он вдыхает в меня воздух, как в гелевый шарик.
– Что эта падаль с тобой сделала? – Он смотрит на меня с сожалением, будто виня за себя за то, что не уберег второй раз.
Тяжело будет донести до отца, что он со мной ничего не сделал. Тяжело, потому что папа поставил на уши весь город – по сути только из-за того, что Андрей в отчаянии прятал меня несколько ночей.
– Ничего, папа. Ничего он не сделал.
– Я ему устрою веселую жизнь за решеткой, – решительно и сурово говорит папа, целуя меня в макушку.
В районе сердца колет.
– За решеткой? – обессиленно переспрашиваю я.
– Да, за решеткой. Сколько там ему светит? – обращается папа к мужчине, который стоит возле стола и рассматривает какие-то бумаги.
– Тяжкие телесные – сто двадцать первая, незаконное лишение свободы или похищение человека – сто сорок шестая, да тут уже полных восемь лет, ну а если вы еще похлопочете, Вячеслав Олегович… можем и десяточку нарисовать. Судья за такое дело возьмет очень скромно.
– Ты же меня знаешь, я могу и на двадцатку нахлопотать, даже если не скромно.
– Какие тяжкие телесные? – недоумеваю я. – Он все-таки тебя ударил?
– Нет, конечно. Этот щенок меня и пальцем не тронул, но мы найдем кого-то. Может, и убийство нераскрытое на него повесим, чтобы вообще не вышел.
– Пап, что ты такое говоришь? – надрывающимся голосом кричу я, словно в припадке. – Людей за убийства сажают на восемь лет или даже меньше. Он же никого не убил. Он ничего со мной не сделал. Пожалуйста, не надо этого, прошу тебя!
Обстоятельства делают из меня попрошайку. Я столько всего прошу, сколько дать невозможно. Наверное, поэтому просьбы мои остаются без внимания.
Никто никогда не выполняет то, что я прошу.
– Милая, подожди меня снаружи кабинета.
– Папа…
– Лиза, ни слова больше, выйди. Я сейчас приду.
Очередной раз я повинуюсь и закрываю дверь с обратной стороны.
Через несколько минут папа выходит. Немного нервный он ведет меня к выходу, крепка держа за руку. Кажется, даже если здание взорвется или нам выстрелят в спины – он не отпустит.
В машине едем тихо.
Заходим в квартиру так же тихо.
Папа смотрит как-то исподлобья. Конечно, в чем же дело, когда ты просишь не наказывать преступника, который шантажировал тебя, а затем похитил? Но лишь я одна знаю, что он не преступник, а глубоко отчаявшийся человек, у которого нет никого, кроме меня.
Жестом папа просит меня присесть рядом с ним на диване.
Мы встречаемся взглядами.
Он думает, будто понимает, что я пережила. Но со мной ничего не произошло.
– Ты злишься на меня? – спрашиваю тихо.
– Разве похоже, что я злюсь? Я на уши поставил весь город, чтобы найти тебя, потому что ты моя дочь и без тебя мне нет места в этом мире. Но этот… этот отброс, Лиза… Он преступник, который должен гнить за решеткой, и он сам постарался ради этого.
– Папочка, я все знаю, все понимаю, но не надо давать взяток, чтобы его посадили на еще больший срок, пожалуйста! Не надо этого делать. Не может он получить наказание больше, чем… чем другие люди, которые намного хуже.
Папа устало опускает взгляд вниз.
– Какая же ты у меня добрая девочка.
Головой я ложусь ему на колени. Слишком долго мечтала об этом.
– Я платить никому и не собирался, он сам себе срок выбил, без моих денег.
– Будет суд?
– Да, будет судебное заседание.
– И ты будешь свидетельствовать против него?
– Конечно, я буду выступать против него. Это даже не обсуждается.
– Мне тоже надо будет присутствовать на суде?
– Еще чего не хватало, по судам таскать тебя. Сделаем генеральную доверенность на мое имя, но ты никуда не пойдешь.
– А если я не буду подавать заявление?
– Он уже все подписал. Он сам понимает, что натворил.
Больше раздражать папу расспросами я не буду.
– Я очень скучала по тебе.
– И я по тебе, моя милая.
* * *
– Лизуш, выйди на кухню, – зовет папа.
– Сейчас, пап.
Закидывая все старые и новые украшения в сумку, выхожу из комнаты.
– Ты с каким телефоном сейчас? Со старым?
– Эм, да, это старый. Но тут нет сим-карты. Куплю сегодня новую.
– Не торопись.
– Почему?
– Вот твоя новая сим-карта и еще кое-что. – Папа кладет на обеденный стол сим-карту и коробку с новым айфоном.
– Господи, пап, ну зачем? Зачем так тратиться?
– Сегодня еще можем проехаться по магазинам, купишь себе новой одежды осенней.
– Я вообще-то собиралась в универ пойти…
– В универ? Уже? Тебе не кажется, что рановато?
– Пап, все нормально будет, это же университет. И еще хочу Влада увидеть. Он не знает, что я… что я приехала, в общем. Скучно ему без меня на парах.
Будто я собираюсь идти на пары.
– Ладно, может, и правильно, зачем тебе дома сидеть. На улицах теперь все спокойно.
