И хоть я просто-напросто забыла о личине, - сперва разговор с дядюшкой, затем побег за девочками, - совестно не было ничуть.
Наоборот.
Было необъяснимо радостно, что лорд увидел меня собой!
От одной этой мысли хотелось прыгать, кружится с раскинутыми в стороны руками, петь, танцевать, обнимать весь мир!
Конечно, завтра, если он спросит, отшучусь, скажу, что в полумраке чего только не привидится, намекну на горьковатый, уютный аромат можжевеловой настойки, что остался витать в книгохранилище после его ухода.
Но он, конечно, не спросит.
Он вряд ли вообще заметил какую-то перемену, а про север, конечно же, брякнул из вежливости...
- Пошли, мелкие, - потянула я девчонок за собой. - Потопали на кухню за пирожками. А там вас дяди до вёски проводят.
... «Дядям» детей я, конечно, не доверила. Отправила следом лесавок: те, стрекоча, унеслись следом за процессией из двух девочек в красных платках и двух стражников с корзинками, откуда цепкие девчоночьи пальчики таскали по дороге пирожки и ватрушки.
Обратно в замок я шла на внезапно потяжелевших ногах.
Врата найдены.
Я хоть сегодня могу получить расчёт и уйти.
Уйти домой.
В домик, который ещё два часа назад казался недостижимым. На лесную опушку, куда рвалось моё сердце бесконечно долгих два круга. Домой!
К дядюшке, к мелким!
В мой собственный, мой уютный, мой самый необходимый и самый любимый маленький мир!
Волшебный до невозможности и щемяще-прекрасный.
В этом маленьком мире столько счастья впереди, столько радости!..
Ивасик скоро не ходить - бегать будет, дядюшку тоже вылечим, Соль блокираторы справим поновее, чтобы щербатая сластёна могла уже магии учиться, с силой своей знакомиться! И заживём, наконец! И нет нашему маленькому миру никакого дела до большого, с интригами прекрасной леди Дианы Джёхерин, с бессмысленными и глупыми сплетнями служанок и сальными взглядами стражников.
Нет в настоящей жизни места для всей этой мишуры: изящной живописи на вековых стенах да журчащим фонтанам, будь они хоть все в патине и латунных ручках!
Нет в моём мире места и зеленоглазому лорду.
Тому самому, кому больше всего на свете хочется открыться. И остаться. Хотя бы ненадолго.
.Я крутанулась на месте и прижалась спиной к шершавому стволу дерева. Запрокинула голову, притянула к себе ветку с мягкими ароматными листьями, с наслаждением вдохнула нежный запах хвои.
- Йенни?
После всех событий сегодняшнего дня хозяйке я даже не удивилась.
Мистрис Гремлихь перетаптывалась с ноги на ногу поодаль, причём перетаптывалась не вполне, хм, твёрдо. Картина маслом - обитатели Драконьего Гнезда возвращаются с Русальих Гуляний.
Диана разрумянилась, судя по обнажённым плечам, на которые была небрежно накинута прозрачная и совсем невесомая шаль, озноб её прошёл. Вот только глаза хозяйки блестели как-то... странно.
- Вам лучше?
Леди Ди только отмахнулась.
- Я знаю этот взгляд, - растягивая губы в хмельной улыбке, Диана погрозила мне пальцем.
- Я о-о-очень хорошо знаю этот взгляд. Моя маленькая мышка Йенни обегала волшебный замок и нашла волшебную норку? Ну? Признавайся! Я сейчас с ума сойду от азарта!
Виновато покачав головой, я почему-то ответила совсем не то, что собиралась:
- Нет пока. Не нашла.
И в тот же миг вожделенный маленький мир в моих мечтах разлетелся в разные стороны, будто карточный домик от резкого порыва ветра.
Я же чувствовала себя предательницей.
Глава 40
Седмица прошла, как в тумане. Соседки по комнате жаловались, что я мечусь во сне, бормочу на непонятном наречии, всячески мешаю спать. Мне же не было покоя ни днём, ни ночью.
Я по-прежнему балансировала между своим маленьким миром, простым, уютным, наполненным счастьем и. Замком-на-Горе, несмотря на моё в нём нахождение, далёким и недосягаемым.
Каждый день обещала себе, что сегодня всё, как есть, обязательно и непременно расскажу Диане, то есть не всё, конечно, а о том, что врата нашла. И сами врата покажу. Без меня-то ей их тыщу лет днём с огнём искать.
И каждый раз находила какие-то поводы, отговорки! А когда ничего подходящего вроде срочного поручения не попадалось, вспоминала слова дядюшки о том, что «недоброе ищет» Диана и. снова чувствовала себя предательницей. Потому что прежде это меня не останавливало. Я ж себя знаю: за семью - хоть в огонь, хоть в воду. Раньше, выходит, так было. А теперь что? Что меня здесь держит? Неужели эта страсть, это умопомрачение какое-то, что испытываю к зеленоглазому лорду, мне вообще всего важнее? Это как вообще?!
Такие мысли пугали. Преследовали. Ранили.
Хуже всего было это ощущение собственной беспомощности, подвешенности, как в лесной ловушке, да ещё и запутавшейся в сети. Виси, трепыхайся, ори, если орётся, сколько душе угодно... Всё равно без толку.
Что бы сейчас я ни выбрала - точно знала, пожалею.
И это понимание было убийственным.
За седмицу я дважды покидала замок.
Бегала к Маланке, проведать больных. Бывшие девушки по-прежнему выглядели «старухами», но сам энергетический рисунок их аур изменился, почти выровнялся. Мне было хорошо видно, что дела идут на лад.
Правда, толком побыть с девушками, которым принесла собранных по дороге ягод, не удалось. Маланка только что дышать в землянке разрешала, и то неглубоко и недолго. Стоило мне убедиться, что дела бывших служанок идут на поправку, как меня тут же вытолкали на улицу. Правда, не как Марыську, а пригласили в дом с нарядными занавесками в цветочек, где напоили замечательно вкусным и невероятно ароматным ягодным взваром, а также угостили пышным, румяным пирогом с малиновой начинкой. Сдоба была такой мягкой, что таяла во рту. И рука сама тянулась за новым кусочком, и не забывала также протягивать чашку, в которую ведунья подливала взвар из красного, в белый горох, заварочного чайника.
К счастью, участие в беседе от меня особо не требовалось, да, положа руку на сердце, я б и не смогла.
И не в малиновом пироге дело.
Просто в тот самый миг, когда Маланка положила передо мной старинный альбом, покрытый неувядающими дубовыми листьями, который вдруг фыркнул, оглушительно чихнул и распался на фигурные, в форме листочков, карточки с подвижными картинками на них я, кажется, утратила дар речи.
С листочков-карточек на меня смотрели взрослые и дети в зелёных, расшитых листьями мантиях и забавных шапочках, напоминающих оленьи рожки. Они улыбались, махали руками, а кое-кто подбрасывал вверх шапочки.
