- Так у нас в школе друидов праздновали окончание каждого учебного года, - мечтательно проговорила Маланка.
Я вдруг часто заморгала с открытым ртом!
- Дядя?!
Мужчина в зелёном плаще, с ну очень знакомым суровым выражением лица и не менее знакомыми тёплыми искорками в глазах, помахал мне посохом, увитым подвижной лозой. Дядюшка на карточке был молод... Даже виски седина ещё не тронула... Я вопросительно подняла взгляд на ведунью.
- А меня не узнала? - улыбнулась Маланка, подпирая рукой щёку.
Я перевела взгляд на карточку и недоумённо покачала головой.
- Да вот же, - хохотнув, Маланка тыкнула пальцем в пухлощёкую девчушку с косичками и изумительными чёрными глазами.
Точно! Глаза! Эх, мне бы приглядеться получше...
- Юсуф в нашей школе наставником был, - ну очень знакомо-мечтательным тоном произнесла ведунья. - Сколько ему ни предлагали школу возглавить -ни в какую. Ему с нами, со школярами всегда было интереснее. И это чувствовалось, знаешь. Ученики его обожали. А я... - ведунья виновато пожала полными плечами. - Я с первого взгляда в него втрескалась. Так, знаешь. насмерть.
Ведунья поджала губы и, виновато улыбнувшись, отвела повлажневший взгляд в сторону. Передо мной замелькали другие карточки.
Дядюшка не менялся, разве что складка между его бровей стала глубже, словно мучила наставника лесной друидской школы некая назойливая мысль. Черноглазая же девочка росла, становилась настоящей красавицей. С самого детства Маланка упорно не соответствовала общепринятым канонам красоты: уж на кого-на кого, но на хрупкую изнеженную леди, которых так любят изображать на своих полотнах живописцы, ведунья никогда не походила. В ней всегда и всего было. чересчур. Форм, объёмов, роста. Впрочем, и за селянку её разве что слепой принял бы, потому как не бывает таких рослых да статных селянок, впрочем, не встречается у них и такой гладкой и ровной, будто фарфоровой, кожи. Далеко не каждая леди такой похвастается. Но главным украшением Маланки - дядюшка был прав - были её глаза. Взгляд ведуньи обжигал, дурманил. Настораживал и тревожил. Сулил что-то, скрытое в тёмной комнате. Что-то, что до зарезу становится необходимо, стоит лишь разглядеть намёк на это самое в чёрных влажных глазах напротив. При этом, что ж это за диво такое, ты забываешь сходу, тонешь, как несчастный путник в дурмане, насылаемом феями.
- Я тогда главного лесного бала не дождалась, - сказала Маланка и улыбнулась снова, но на этот раз как-то невесело. - О Юсуфе знаешь, сколько нас, дурочек влюблённых, мечтало? Только и разговоров в девичьих было. Не заснуть! Круг мне, значит, оставался ещё до конца обучения.
- И вы ему признались, - тихо сказала я, когда Маланка замолчала.
Ведунья усмехнулась и тряхнула головой.
- Ещё как призналась. Всё выложила, как на духу.
- А он?
- А он.
На этот раз пауза была дольше и тягостнее.
- Не говорите, - ещё тише попросила я. - Что я, дядюшку не знаю. Сказал, наверное, что он - наставник, а вы - ученица, и. Но вы знаете, это же он только на словах такой. непрошибаемый.
Когда я думала, что Маланка уже не заговорит и начала подумывать, как бы откланяться поделикатнее, ведунья проговорила задумчиво:
- Да, примерно так всё и было. Я, знаешь, дура была. Молодая, гордая. Ну, думаю, раз тебе не достанусь, то и никому.
Я склонилась над последней карточкой в дивном зелёном альбоме.
Лесной бал. Нарядные, украшенные живыми цветами мантии и косы, блестящие глаза, шальные улыбки... Только ни наставника Юсуфа, ни черноглазой Маланки не было на выпускной карточке.
- А где же вы?
- А я не закончила, - пожала Маланка плечами.
- Ушли из школы?!
- Скорее, сбежала. Я сильная была, так просто уйти мне бы не дали. Да и потом искали больно уж хорошо.
- И всё-таки не нашли.
- Обида сильнее оказалась. Гордость раненая дурацкая. Поносило меня по свету. Обломало и через колено переломало столько раз, что не пересчитать. Но и научилась я многому. А всё равно без него - не жизнь. Что ж уже после стольких кругов себе-то врать? Так что теперь, когда нашла его снова, я отсюда ни ногой.
Ведунья отхлебнула из чашки в горошек и прищурилась, как сытая Котя.
- А если он тропы так и не откроет? - спросила я чуть ли не шёпотом. - Ведь не увидитесь даже. К тому же. Вы знаете, наверное, но. дядя другой сейчас.
Маланка вновь посмотрела на меня ну очень знакомым взглядом.
Нет, ну вот как поверить, что эти двое чуть не несколько жизней не виделись?
Дядюшка тоже так смотрит, когда понимает: отчитывать бесполезно. Аргументы и разумные доводы мой мозг воспринимать почему-то перестал.
Маланка вдруг ласково мне улыбнулась.
Даже как будто с жалостью.
- Дурочка ты. Молодая совсем, жизни не нюхала совсем. Он же не в мысли, а в кровь мою пророс, пень старый, вот в самые кости, хуже той серой хвори! Гонит, не гонит, такой, не такой, неважно это всё, понимаешь?! Не имеет значения. Брызги на поверхности. Вот тут, - Маланка приложила руку к пышной груди и дивные лиловые глаза её заблестели. -Вот тут он, окаянный. Навсегда.
Второй раз я «сбегала» из замка домой, к своим.
На этот раз воспользовалась тем, что злыдень зеленоглазый с прекрасной Дианой умотали-с на Голубые Озёра, а мне «не посчастливилось» войти в узкий круг сопровождающих и слуг. Так что я получила полноценный выходной, а это значит, что и с мелкими навозилась вволю, и одёжку новую им выправила. А ночью мы с дядюшкой двумя совами облетели окрестности Замка-на-Горе, встретились с соседним Хозяином леса и его Хозяечкой, главной лесавкой: всё пытались выйти на след иссушающей людей твари. Тщетно.
«Что ж за пакость такая», - говорил сердитый взгляд птицы, чьё сознание временно подчинил дядюшка.
Мои же чувства были противоречивы: с одной стороны, было, конечно, досадно, а с другой... Просто здорово было вот так побыть наедине с дядюшкой, как когда-то в детстве. И в том, что он впервые за долгое время «летал» до самого рассвета ночной птицей, я углядела добрый знак. И даже связала этот самый знак с известием о некоей старой знакомице с чудными, как влажный лиловый бархат, глазами.
Но напоминать о Маланке не стала.
Взрослые люди, сами разберутся.
О неведомом долге, дядюшкином упрямстве да по сей день замкнутых для новой ведуньи тропах тоже промолчала.
Глава 41
Я тихо выскользнула из библиотеки и щелчком пальцев захлопнула за собой замок. Как тех детишек с чардаром сманивал в ночь мерцающий в недосягаемой дали цветок портала, так меня теперь манило замковое хранилище многовековой мудрости.
