И всё же однажды мой с таким трудом освоенный птичий мир разбился вдребезги.
Та самая чайка, что прежде была добра ко мне, однажды взбесилась. Она напала на меня без всякого повода и погнала прочь от стоянки! Я даже не пыталась защититься, лишь жалобно кричала, прикрываясь крыльями, показывая, что я не опасна. Тщетно. Меня гнали прочь так злобно и целенаправленно, что оставаться на одном месте не было никакой возможности.
Я неслась во всю мощь своих крыльев до самого берега!
Взять выше птица не давала, неумолимо клонила к воде. И даже когда я с размаху обрушилась в воду, птица не остановилась. Продолжала кружить надо мной, клевать, бить лапами и крыльями!
Я задыхалась под водой, ведь всплывать мне не давали.
Вот если бы я была человеком, вмиг бы скрутила взбесившейся птице шею!
Стоило так подумать, как в тот же миг забарахтала руками и ногами вместо лап и крыльев. Воздух цепочками пузырей устремлялся вверх, покидая лёгкие. Талию вдруг обхватили чьи-то прохладные пальцы, вздёргивая меня на поверхность. Глотнув воздуха, я закашлялась и ушла под воду снова.
И тут же заорала, беззвучно: на меня смотрели чёрные выпученные глаза-блюдца на узком голубоватом лице. Я сразу поняла, что вижу перед собой сирену, - шея ихтионки была изрезана подвижными щелями жабр.
Я даже не успела захотеть похожие: ихтионка раззявила чёрный рот с зубами-иглами и закричала над меня под водой так страшно, что я невольно отпрянула, неловко закрываясь руками. Вздёрнув меня ещё раз на поверхность, ихтионка развернула за плечи к берегу и придала ускорения трезубцем, ткнув им в мягкое место, которое тут же прошибло магическим разрядом.
Вскоре ладони и колени упёрлись в песок, глубина сменилась отмелью у самого берега. Шлёпнув по воде плоским хвостом, ихтионка скрылась в серых водах.
- Девочка... - задумчиво протянул мальчик в серой рубахе, подпоясанной обычной верёвкой. - Смотри, деда, девочка!
- И правда, девочка, - откликнулся старый рыбак, прекращая смолить лодку и подслеповато вглядываясь мне в лицо из-под приставленной ко лбу ладони. -Откуда взялась только?
- Деда, она тебя не понимает.
- Думаешь, не понимает? Эй, ты чья, девочка?
- На меня чайка напала, - ответила я невпопад. - Я очень испугалась.
- Ах, чайка. Эти могут, житься от них нет. Жирные, здоровые, что твои орлы. Скоро с рыбой покончат и за нас примутся.
Морщинистое лицо старика прорезала щербатая усмешка и я поняла, что рыбак шутит. Так, не сразу, а спустя месяц, я всё-таки добралась до людей.
Не до заветного городка в низине, а всего лишь до бедной рыбацкой деревушки на пару десятков глиняных домиков. И на этот раз я осталась: у Аньшаны, невестки «деды», который меня нашёл, недавно родилась двойня и ей требовалась помощь по хозяйству. Училась я быстро, несмотря на внешнюю хрупкость была выносливой, жилистой. Наградой за помощь по хозяйству был кров и наваристая рыбья похлёбка, люди звали её ухой и ароматный, из глиняной печи, хлеб...
Возвращаться к чайкам даже из чистого любопытства, ровно, как и пытаться обернуться хоть бы даже в дворовую курицу было боязно - ну, как на этот раз навсегда забуду, что человек и закончу свою недолгую жизнь в жирном наваристом бульоне?
Чудно, конечно, но та самая чайка, что прогнала меня из стаи, прилетала время от времени, будто её мучила совесть. Усаживаясь на плетень, птица наблюдала за мной: как я мету двор, ношу воду, чищу рыбу, перебираю грибы и коренья, стираю пелёнки, замешиваю тесто и пеку в тандыре хлеб.
И порой мне казалось, что взгляд у чайки не птичий вовсе, слишком уж умный, слишком... человеческий
Словно смотрел на меня из птичьих глаз кто-то другой.
Глава 7
окрестности Замка-на-Горе, наши дни
- ...Оборот - даже после многолетней практики - дело тонкое, муторное да мудрёное. Сил и энергии, девочка, жрёт он немеряно. Но и это не главное. После оборота львиная часть твоих сил уходит на поддержание личины, что приняла. Если жалеть себя не будешь и тренироваться каждый день, придёт час, когда энергия потечёт в нужное русло сама собой, ты даже замечать той личины не будешь. Но если в своих силах не уверена, а обернуться надо - выбирай личину одного с тобой веса, и, желательно роста, - говорил когда-то дядюшка, а я, маленькая, решительно сжимала кулаки, слушая старого ведуна с открытым ртом и готовилась совсем-совсем-ни-капельки не жалеть себя.
- Сложнее всего оборачиваться зверем, который по массе тебя превосходит: тут оборот удержать трудно, ну да есть хитрости: например, перед оборотом взять недостающий вес в руки. Такой оборот производить сложнее, а поначалу и вовсе кататься по земле и выть от боли будешь, когда предметы сторонние под шкуру, значит, врастать станут. Ну да ничего. Наживное это, девочка. Тут главное не отлынивать от тренировок и упорно шагать к поставленной цели. Мать-Вещунья, она, знаешь, настойчивых любит. На далёкой родине моей говорят, что судьба норовистой кобылице подобна: слабого, неуверенного всадника сбросит, не пожалеет, а вот сильному и упорному покорится. Ты уж сама решай, слабая ты чи сильная.
- Самое же опасное для юного чародея - обернуться сразу во что-то мелкое. Как ты, дурёха. сразу в чайку. Сил на поддержание такой личины почти не требуется, возвращаться же в свою истинную суть как правило, и не хочется вовсе. Не встречал я прежде таких, как ты, девочка, но даже те, кто лишь сознанием сливаться с птицей ли, зверем, могут, знают: пьянит такое слияние почище гномьей браги. А потому легко можно забыть, что ты человек, а не птица вовсе. Я ведь когда тебя чайкой приметил, думал, как и я, ведьма какая птицу ведёт... А когда присмотрелся, что да как, волосья дыбом стали! Гляжу, не птенец это, а человек, как есть человек! Даром, что многоликий. Ну, думаю, не покажу девчонке дурной кузькину мать прямо сейчас, не вернуться ей из чайки в человека обратно.
.Стоило шагнуть под сень подпирающих небесный свод деревьев, жадно втянуть ноздрями родной запах хвои да прелой листвы, утонуть стопами в мягком ковре мха, как голос дядюшки, казалось, перестал быть воспоминанием, ожил. и слышался теперь, как в детстве, прямо со всех сторон, родной, как дыхание этого леса!
Губы сами собой растянулись в нежной улыбке.
Когда дядя взялся за моё обучение, не щадил совершенно, заставляя держать самые сложные личины часами. Поначалу тряслась и плакала от боли, а потом ничего, привыкла. Так же как раз в сутки неизменно давать себе отдых от оборота.
Вот и сейчас, прежде чем обернуться и припустить по знакомым с детства тропам, я с наслаждением избавилась от надоевшей личины горничной. Ботинки скинула, чулки стянула и затолкала в заплечный мешок. Пошла, с наслаждением ступая босыми ногами по мшистому ковру.
Заприметив ручей, опустилась на колени, стянула с плеч лямки. Зачерпнув в ладони студёную воду, принялась с наслаждением пить маленькими глотками. Водица родной земли - живая. А мой дом - там, где обожаемый дядюшка с Ивасиком и Солью...
