Наконец я хватаю один и пытаюсь порвать. Он дёргается в моих руках, и я замечаю, что бабочка, заключённая внутри, не пытается выбраться. Напротив взмахи её крыльев и создаёт движение.
Всем бабочкам нравится быть в прозрачных пузырьках.
Я выпускаю шар, и он медленно уплывает наверх. Мне больше нечего здесь делать. Я ищу дверь, но вокруг — прозрачное стекло. Касаюсь стенок — они крепкие и скользкие. Я запрокидываю голову, и сквозь летящие пузырьки вижу, что стою на дне бокала.
Бокала с вином.
Захлёбываюсь, задыхаюсь. Вино у меня в горле, носу, глазах. Пытаюсь кричать, но вино льётся мне в горло, заполняет меня целиком... и вокруг меня тоже смыкается золотистый прозрачный пузырь.
Я проснулась и сразу рванулась в ванную. Вот что Джеймс имел в виду под «выложить мозаику», — думала я, меланхолично созерцая разноцветные потоки. Затем прополоскала рот, напилась прямо из-под крана и сразу почувствовала себя лучше.
Давно меня так не полоскало после выпивки! Пожалуй, даже никогда. В прошлой жизни пить было не на что и не с кем. Джеймс, конечно, тот ещё жук! Я смутно помнила вчерашний вечер, но кто подливал мне вино за ужином, не забыла!
Я вышла в спальню и легла обратно в постель. Автоматически потянулась за книгой, которая всегда лежала на прикроватном столике в прошлой жизни. Но под рукой оказался не знакомый мягкий переплёт, а каталог платьев.
Точно! Мы же вчера ездили по лавкам. Воспоминания выплывали, как кусочки рыбчернильниц из сливочного бульона. Так, ещё мы вчера ели в «Трёх острохвостах».
Джеймс познакомил меня с какой-то местной знатью, которых я в упор не помнила. Потом... что было потом?
Ох.
Память предусмотрительно скрыла подробности, как я садилась в карету и как шествовала до своей спальни. Зато в красках показала, как мы с Джеймсом прощались.
Ох!!
Но между нами же ничего не было?
Я закрыла глаза. Прислушалась к себе. Нет, я бы почувствовала.
Что, Ирка, радует это тебя? Или разочаровывает?
Не так я хотела вскружить голову первому заместителю ректора! Я хотела вести его шаг за шагом. Не спеша. То приближая, то отстраняя, пока не стану добиваться желаемого. Не превращу его в своего... ладно, не слугу, но заставлю прислушиваться к себе!
Однако вчера я перебрала, и Джеймс контролировал процесс вместо меня. То, что между нами ничего не было — исключительно его заслуга.
Как он будет держаться со мной сегодня? Сделает вид, что ничего не было? Поцелует снова? И что делать мне? Держать его на расстоянии?
Память и тут не подвела. Напомнила, как я сама тянулась за поцелуями, и как внутри всё замирало от счастья. Да у меня такого не было лет с пятнадцати! И в пятнадцать-то не было! Гормоны бурлили, конечно, но это другое. Не было того желания раствориться, потеряться в мужчине, такого единения душ!
Я уткнулась в подушку, чтобы охладить пылающие щёки. К демонам благоразумие! Я не хотела держать Джеймса на расстоянии!
Но и бежать за ним как влюблённая девчонка — благодарю покорно! Я достаточно изучила его, чтобы понять — он привык нравиться. Привык выбирать девушек, как вчера выбирал блюда в меню.
И если я хочу снова с ним целоваться, мне придётся его перехитрить. А заодно вправить мозги и всё-таки заставить себя слушать.
К тому моменту, как Джеймс зашёл за мной, я уже приняла ванну, а служанки причесали меня и одели. Я сидела на низком диванчике, красиво расположив складки платья, и листала каталог.
Я решила делать вид, будто ничего не помню о вчерашнем. Пусть Джеймс мне сам расскажет. А я заодно пойму, чем вчерашний поцелуй был для него — порывом искренних чувств или пьяной забавой.
Однако он снова взял ситуацию в свои руки. Пересёк комнату, подошёл ко мне со спины, запрокинул мне голову и снова поцеловал.
— Доброе утро, Ио, — сказал он.
— Доброе, — выдохнула я.
К щекам прилила кровь. Но мне вдруг стало легко. Между нами больше не висела недосказанность. Мы — пара, и Джеймс только же это подтвердил. В животе будто порхали мотыльки.
— Мне снились бабочки, — вдруг сказала я. Даже зажмурилась, вспоминая. — И пузыри.
— Ещё бы, — хмыкнул Джеймс. — Ты выпила столько вина. Удивительно, что тебе не приснилось чего похуже.
— Приснилось! Это был кошмар, — я вцепилась в его рукав, разом вспомнив сон. — Я проснулась, едва дыша, Джеймс! Думала, сердце выпрыгнет из груди!
— Я бы поймал его и посадил в банку, чтобы не скакало по Академии ошалевшей лягушкой. Такого наши коридоры не заслужили. Пусть бабочки станут твоим самым страшным кошмаром, — улыбнулся Джеймс и поцеловал меня снова.
Этот поцелуй был иным, чем первый, — лёгким, почти небрежным. Утренний чмок, которым награждают старую подругу.
Или жену.
— Ты выбрала? — спросил Джеймс.
Что я выбрала? Свою судьбу? Это что, такое предложение руки и сердца? Так быстро? Я не готова!
— Я... не знаю... Это так неожиданно, Джеймс, — вспомнила я наконец дежурную фразу из любовных романов. — Мне надо подумать.
— Думай до обеда. Чем быстрее ты выберешь модель, тем быстрее обновки будут готовы.
Я снова залилась краской. Ох, конечно же, он говорил о платье! Я же держала каталог в руках. Хорошо, что я отделалась обтекаемыми фразами. Неловко бы вышло. Я не из тех, кто только посмотрел на мужчину и уже знает, как назвать детей от него! Я вообще не думала ни о какой свадьбе!
Я снова открыла каталог и уставилась в него, не понимая ни слова. Рисунки расплывались перед глазами. Так, Ирка, спокойно. Ты не школьница, которой улыбнулся любимый учитель. Даже если чувствуешь себя именно так.
Джеймс прошёлся по комнате. Тронул шкатулки с украшениями — они стояли на столе, все три. Я посмотрела на них и наконец вспомнила, о чём хотела поговорить!
— Я правильно понимаю, что ректор Академии выполняет и функции мэра? — спросила я. — Я хочу сказать, управляет городом?
— Не совсем, — ответил Джеймс. — Городом управляет особый совет, они заседают в ратуше. Ректор руководит Академией.
— Но имеет влияние на решения городского совета?
— Не забивай свою хорошенькую головку, Ио, — Джеймс подошёл, снова сзади, и погладил меня по голове. Как ребёнка. — В совете заседают взрослые и умные мужчины. Они знают, как сделать жизнь Аттамии лучше.
— Разоряя простых людей? Джеймс, я могла бы своими серьгами оплатить долги всего города!
— Ио, мы не вмешиваемся в дела города, а они не вмешиваются в наши. Так надо.
— Тогда почему гвардейцы носят мундиры с нашей символикой? Я знаю, как выглядит герб Аттамии! Там корабль и рыбы, потому что Аттамия портовый город. А у гвардейцев и налоговиков на мундирах вышиты драконы. И набирают их из выпускников Академии! Так-то мы не вмешиваемся в дела города?
