Я подхватилась, кинулась к окну, но там всего-то Кузьма запрягал лошадь, ту самую, нашу единственную, а Федот и Лука грузили сундуки и друг с другом ругались. Я поморщилась: стоило и мне бы подумать, как одна лошадь повезет столько тяжестей, но крестьяне — народ смекалистый, выход нашли, вытащив вещи из сундуков и просто сложив их. Пол телеги — или как он правильно назывался — был не особо чист, но Лука накидал соломы, в общем, покачала я головой, крестьянину можно ставить любые задачи, и при достаточном мотивировании он исполнит их лучшим образом.
У меня же был запланирован визит к соседу — графу, или как повезет, может, ограничусь графским приказчиком. Я подошла к своему туалету со всей ответственностью, хотя, если честно, не из чего было мне выбирать. Самое приличное, не потрепанное платье, накидка, волосы заплести.
Платьев, которые барышня могла надеть без посторонней помощи, у меня не оказалось, и я постучала в окно, призывая слуг; жестами, как смогла, показала Луке — кликни Авдотью. Она явилась спустя пару минут, нахмуренная, но любезная, помогла мне одеться, после я ее отпустила, наказав вернуться с хорошей выручкой.
Лука вчера объяснял, что дорога займет много времени из-за того, что моста нет: нужно ехать через графские земли, поворачивать к мосту, который стоял на землях дальнего монастыря, затем возвращаться — примерно три-пять часов плюсом, если я поняла его правильно. Да, мост был нужен, очень нужен, и хороший мост, подумала я; и если мне позволит закон, с проезжающих можно брать плату?..
Но всерьез я на такую удачу не рассчитывала.
Что идти к графу придется пешком, я сообразила только за завтраком, но планы менять не стала. На завтрак мне подали несоленую кашу, похожую на нашу овсянку, но более сладкую, с какими-то мелкими сушеными ягодками. Все-таки понятие «голод» у меня-Вероники от крестьянского отличалось. Я косилась на Анну, хлопотавшую возле меня, но не стала спрашивать, что она ест, когда есть нечего.
От барского дома Нелидовых до реки было недалеко, может, с полтора километра, а там я рассчитывала как-то перебраться на ту сторону и нанять — договориться — повозку. Шла я абсолютно наобум, но где-то должен был быть брод, а еще — та самая излучина, о которой говорил Лука, и омут, куда лучше не попадать. Так или иначе мне нужно осмотреть свои владения, успокаивала я себя, потому что сунулась как есть очертя свою бедовую голову, все потому, что пообещала явиться к графу, забыв про единственную лошадь.
Помещица! Если бы я не появилась здесь, сколько бы это имение еще протянуло? И что смогу сделать я, чтобы все это не пошло прахом?
— Барышня! Елизавета Григорьевна! Преблагой в помощь, собрались куда?
Я задумалась и не расслышала, как меня нагнала телега, которой правила полная веселая монашка. Она была совсем еще молодой, моя ровесница или чуть старше, улыбчивая, смешливая, в светло-сером одеянии, и она придержала лошадь, поравнявшись со мной.
— Доброе утро, сестра, — осторожно ответила я. — Иду к графу Александровскому.
Прозвучало настолько нелепо даже для меня самой, что я не удержалась от улыбки, а сестра так и вовсе расхохоталась.
— Ближний путь, Елизавета Григорьевна! — махнула она рукой. — Не по пути мне, да Премудрейший что велит? «Путника на дороге не оставляй». Садитесь, подвезу, заодно — вот правда, ведут нас пути свыше — у его сиятельства спрошу, что он насчет колокольни надумал. А то обещать горазд!
Я не стала проявлять неуместную гордость. Сестра, как я полагала, не хуже прочих в курсе моих скверных дел и не менее паршивого финансового положения. Мне, по крайней мере, она не сказала ни про какие обещания, данные мной или братом церкви, а значит, то ли я их обдуманно не давала, то ли не с чего было и обещать.
Церковная лошадка бежала резво, а сестра оказалась разговорчивой. Звали ее Феврония — «отец Петр мне с утра и говорит, езжай, мол, Феврония, с нашими требами по дворам», была она кем-то вроде казначея, что меня сильно удивило, а в миру — старшей купеческой дочкой. «Как думала, что придется то замуж, то с детьми, то в торговле — аж жить не хотелось, а отец на исповеди и говорит — то, мол, Преблагой тебя на путь служения ему наставляет, так послушала отца и ни разу не пожалела». Да, пожалуй, в этом времени в церкви было лучше всего… Знай себе молись да исполняй послушания, всегда сыт, всегда в тепле, всеобщее уважение обеспечено.
Из быстрой, сбивчивой, но довольно увлекательной речи сестры Февронии я узнала, что служат здесь одинаково и мужчины, и женщины, и даже женщины-священники есть. Что церковь, похоже, самостоятельная единица, как государство в государстве, и исполняет обязанности своего рода мирового судьи в определенных спорах, в том числе семейных. Чтобы проверить свою догадку, я уточнила, как долго может рассматриваться спор между сестрой и братом, и получила исчерпывающий ответ, что если спор имущественный или по отношению к императору, то есть к государству, то это к судье общественному, а если неимущественный или развод — то в суд церковный. Я не знала пока, зачем мне это, но не сомневалась, что в будущем пригодится.
Для Февронии не было новостью, что я спросила о сроках суда, стало быть, и напряженные отношения мои и брата тоже не являлись тайной…
За веселым трепом сестры мы доехали до места, где река разливалась достаточно широко. Основное русло сворачивало направо, а словно бы во внешнем углу образовалась своеобразная запруда — болото, поросшее камышами, и я спросила, указав на него рукой:
— Что, много людей тут пропадает?
— Преблагой милует, — ужаснулась сестра, приложив при этом правую руку ладонью к левой щеке, а затем — к губам тыльную сторону пальцев. — Слышала я, вас Премудрейший пощадил да мужика вашего. От таких черных мест не спастись.
Все понятно, покивала я.
Мы объехали «черное место», потратив на это почти час. Да, мост просто необходим, думала я, рассматривая омут. Болото, или как его верно назвать. Порывы ветра доносили с него запах тухлятины, и вся поверхность была мертвая, даже камыш не колыхался. Ни лягушек, ни какой другой живности. Может быть, тут какой-то газ, или не стоит искать рационального объяснения? И вроде бы самая топь осталась в стороне, но дорога огибала болото в отдалении, и, думала я, это же неспроста?
Сестра переключилась на происки ведьмы. Отцу Петру доложили, что Моревна оставила «ведьмин знак», и он наведался туда, залив место золотой водой. Мне было безумно интересно, как этот знак выглядит, но монашка была образована — я догадывалась, что я не чета ей, и была убеждена, что сестра Феврония училась и больше, и прилежнее, чем барышня Нелидова. Я опасалась вызывать у нее любопытство.
Шли графские земли — или мои, уточнить мне было не у кого, и обрабатывали их со всем усердием. Людей у графа действительно было много, и я взяла себе на заметку: на чьих землях такая активность и что в таком случае не так с моей землей? У графа нет людей, займется арендованными землями позже или у него была иная причина взять то, что ему не принадлежит?
