– Откуда ты знаешь, что здесь кто-то шастает? Или это все твои фантазии?
Они сидели в маленькой комнате и спорили. Это помещение высокопарно называлось кабинетом, хотя больше походило на чулан. Тут были свалены книги, предметы быта, стоял узкий диван, ломберный столик, на нем – огромных размеров старинная чернильница и маленький глобус. – Если ты думаешь обмануть меня – даже и не думай!
– Я? – притворно улыбнулся Валентин Лавочкин и в нарочитом ужасе оглянулся. – Упаси боже!
– То-то и оно! – кивнула Анфиса. – И не вздумай…
Они находились в здании, где Анфисин фонд занимал три комнаты на пятом этаже и четыре на четвертом. Фонд носил гордое название «За развитие Русского Севера». Между собой сотрудники и те, кто работал с ними, иногда называли его – «ЗАРУСЕВ». Никакой вывески внизу еще не было, руководитель фонда, бывший член исполкома одной из проправительственных партий Мстислав Воркунов утверждал, что на данном этапе никакая шумиха им не нужна. Пока они только накапливают материал и продумывают концепцию. Официальный фонд заседал в одном из бизнес-центров и занимал там две комнаты. А тут у них были склады, как говаривал Мстислав Александрович. Хотя это были, конечно, никакие не склады, а уютные помещения. Сам он бывал здесь нечасто. Приходил, сияя неприличным красивым загаром, давал указания Анфисе и снова исчезал по своим делам. Анфиса была его помощницей по фонду – историком, архивистом, аукционистом, – в ее обязанности входило отслеживать на аукционах интересные вещи, связанные с культурой и традицией Русского Севера, и докладывать о них начальству. А Воркунов уж решал: приобретать им эти вещи или нет.
– Ты думаешь, этот тот сегодняшний тип? – спросил Валя.
– Думаю, – честно призналась Анфиса. – Соображаю. Может, успела еще каких-то врагов нажить за последнее время.
– Долго будешь соображать?
– Сколько понадобится, – отрезала она. – И не мешай.
Процесс интенсивного раздумья чередовался у Анфисы с закатыванием глаз к потолку. Как будто бы она хотела что-то там прочитать. Валя покорно ждал, боясь попасть под горячую руку или вызвать неудовольствие своей подруги. Невольно он любовался Анфисой – ее длинной шеей, пепельными волосами, спадавшими красивой волной, кожей почти мраморной – но живой и теплой…
Свет от фонаря падал на стол…
– Ничего тут не придумаешь, – с усталым вдохом констатировала Анфиса. – И вообще пора по домам. Не находишь?
– Нахожу. Ты останешься здесь?
– Догадливый ты мой, – усмехнулась Анфиса. – Приз в студию за смекалку. Мне еще какое-то время нужно поработать.
– Э… – Валентин замялся. – Тебе не страшно здесь оставаться?
Она подняла вверх брови.
– Что ты имеешь в виду?
– Говорю прямо, если ты не хочешь понимать мои намеки. Ты здесь одна. Обстановка вокруг опасненькая… Мало ли что. И не говори, что я излишне все нагнетаю.
– Это все твои фантазии, кажется, я тебе говорила об этом, – голос Анфисы звучал спокойно. – И не напоминай мне об том типе. У страха, как ты знаешь, глаза велики. Я тоже стану воображать себе всякое…
– Анфис! – выкрикнул Валя почти с отчаянием. – Давай я останусь и буду тебя караулить. Так мне спокойней, да и тебе – тоже.
– Еще чего? Тоже мне рыцарь нашелся!
– Рыцарь не рыцарь. А в случае чего…
– Лавка! – Анфиса скрестила руки на груди. – Прошу тебя, не испытывай моего терпения. Даже не прошу, а требую. Все в порядке. Я всегда смогу за себя постоять. Так что твоя помощь здесь не нужна. Я тебе за нее благодарна. Но…
– Ну хорошо, – Валя старался, чтобы его голос звучал невозмутимо и не дрожал. – Я ухожу. Спокойной ночи…
Он знал, чувствовал, что Анфисе страшно, но она хорохорится. Она любит подчеркивать свою независимость и ей не нравится принимать помощь со стороны. Даже от него. Ну что за несносный характер, рассердился на нее Лавочкин. Просто ужас, а не характер. А что ему делать? Не может же он оставить ее наедине с этим типом, который шастает рядом.
– Спокойной ночи…
Валя ушел, хлопнув дверью. Спустившись на первый этаж, он задумался. Никто не знал, что будет дальше… История с типом, который угрожал Анфисе, Лавочкину категорически не понравилась. Более того – он испытывал самый настоящий страх за подругу, поэтому уйти никак не мог. Он должен был остаться и присмотреть за ней, за беспечной дурочкой, которая никак не могла взять в толк, что ей угрожает опасность. «Легкомыслие – удел женщины», – вспомнил он вычитанную когда-то фразу. Нет, Анфиса положительно сошла с ума, если решила наплевать на осторожность. И его первейший долг – подставить ей плечо, даже если она об этом не просит, а наоборот, посылает его к черту. Если он сейчас оставит Анфису одну, то случиться может все, что угодно… Дальше его воображение совсем разыгралось – вот на Анфису нападают, вот ей скручивают руки… Девушка она, конечно, боевая, но супротив мужика, да еще с револьвером, к примеру, или с ножом, она ничего поделать не сможет, как бы ни хорохорилась и ни строила из себя самостоятельную даму… Он хорошо знал Анфису, понимал, что просить о помощи и выставлять себя слабой беспомощной девушкой было совершенно не в ее духе. Напротив, там, где надо бы разжалобить или сыграть на типичных женских качествах – Анфиса все делала наоборот. Нет, уйти сейчас было бы верхом его собственного, Лавочкина, легкомыслия и непростительной глупостью…
Хотя, собственно говоря, что делать – он не знал.
И все же… все же…
Валя уже собирался открыть дверь особняка и шагнуть в ночь, как увидел в высоком верхнем окне какие-то колышущиеся тени, как от ветвей деревьев. Неясное чувство тревоги сжало сердце Лавочкина. Он не был суеверным человеком, но ведь беспокойство на пустом месте не возникает?
Вернуться назад или оставаться здесь? Он не знал, как поступить, но тут другие звуки внезапно привлекли его внимание. Легкий шорох наверху, и стук открывшейся двери – едва слышный. Ветер? Сквозняк, открывший дверь… Хотя откуда здесь взяться сквозняку. Но старый дом способен и не на такие сюрпризы… Валя вновь бросил взгляд на улицу – все вроде спокойно. Внезапно раздался какой-то грохот и Анфисин крик. Лавочкин моментально взлетел наверх.
Анфиса стояла у двери и при виде Лавочкина отпрянула.
– Ты? Как ты меня напугала.
– Ну… я… А что… Это ты шел сверху?
– Я? – мысли Лавочкина лихорадочно забурлили. – Откуда?
– С верхнего этажа…
– А что мне там делать?
– Значит, это был не ты? – Анфиса всматривалась в него, словно желая прочитать ответ.
– Конечно, не я.
– А где был ты?
– Внизу.
– Ты же ушел?
– Ушел… Но решил вернуться.
Анфиса сдвинула брови.
– Понимаешь, – сбивчиво начал Лавочкин. – Все-таки я не смог оставить тебя здесь одну. Это было бы неправильным. Поэтому я сделал вид, что ушел. А сам стоял на первом этаже. Ждал.
