– Баба-ба… бу-бу-бу, – раздавалось уже рядом. Воркунов был не один: слышались чужие голоса. Анфиса насторожилась. Честно говоря, она хотела тихо сидеть и работать, но нет, принесла нелегкая гостей… тут уже ничего не поделаешь.
– Анфиса Николаевна, – распахнул дверь Воркунов. – А тут мы… нагрянули… небольшой компанией. Не возражаете?
Этот вопрос был чисто риторическим, и они оба это знали.
– Конечно – нет. Мы всегда гостям рады…
С Воркуновым были еще двое. Один маленький, суетливый. Другой – высокий, черноволосый, с резкими чертами лица.
– Борис Шварцман, – отрекомендовался маленький. – Сотрудник Института развития европейской интеграции… – далее он сказал нечто неразборчивое.
– Анфиса Николаевна, – отрапортовала Анфиса.
– Анфиса у меня бесценный сотрудник, – вставил Воркунов. – Что бы я без нее делал…
– Я выполняю свою работу, – сказала Анфиса. – Только и всего.
– Георгий Катанадзе, – представился второй. – Просто Георгий. Без всяких статусов и регалий.
– Чай. Кофе? – Это Мстислав Александрович уже обратился к своим знакомым.
– Кофе на ночь не пью. – Георгий быстрым взглядом окинул Анфису, похоже, осмотром остался доволен, так как в его глазах появился блеск, а губы раздвинулись в озорной улыбке. – Какую красавицу прячешь, Слава. Нехорошо.
– Не прячу. Анфиса – дама самостоятельная, сама решает – прятаться или нет.
– Я, кажется, вас где-то раньше видел, – вставил Борис Шварцман.
– Может быть… – протянула Анфиса. – Я не прячусь. Хожу по конференциям. Выставкам. В конце концов, вы могли встретить меня на улице…
– Может быть… может быть…
– Я не услышал, что вы хотите – кофе? – напомнил Анфисин босс. – Чай, хорошее вино?
– Так бы и говорил! – воскликнул Катанадзе. – Кто же окажется от хорошего вина. Грузинского, наверное, не держишь. Все сейчас пьют французские, итальянские, испанские. А доброе старое грузинское вино забыли. Неправильно это как-то…
– Обижаешь! – Мстислав Александрович взмахнул рукой. – Есть грузинское.
– Тогда чего медлишь…
– Красивая девушка. Дивный вечер. Прекрасное вино… – промурлыкал Шварцман.
– Вечер еще тот, – откликнулся Воркунов. – Закат какой… посмотрите…
Они все дружно подошли к окну. Закат был хорошо виден: алел между деревьев поверх крыш невысоких домов.
– Как маки в поле, – вполголоса сказал Катанадзе.
– Моя бабушка Розалия говорила, что накануне всех потрясений семнадцатого года в России были такие же закаты. Она еще ужасалась, глядя на них… Она рассказывала это моему отцу, а тот мне. Бабку свою я не застал. Она умерла до моего рождения.
– Надеюсь, что все потрясения у нас позади, – негромко сказал Воркунов – Кто знает, – вздохнул Шварцман. – Россия – страна непредсказуемая.
– Она под платом Богородицы, та хранит Россию, – вставил Катанадзе.
– Все чего-то должны, – с легким раздражением сказал Воркунов, – однако мы живем как на вулкане, не знаем, что будет завтра, как по поговорке китайцев: «чтоб тебе жить в эпоху перемен»… Россия всегда, к сожалению, это присловье оправдывает. Когда только все закончится?
– Тут еще вирус вмешался…
– Вирус, вирус…
Все замолчали, думая каждый о своем.
– Милая Анфиса, – обратился к ней Катанадзе. – Приготовьте, пожалуйста, бокалы. А мы разольем в них вино…
– Поухаживайте за нами, – протянул Шварцман… он слегка шепелявил, поэтому голос был нечетким. – Пожалуйста.
– Проходите в нашу комнату для гостей, – предложил Воркунов. – Там нам будет лучше.
Гостевой он называл комнату, где были камин, кресла, овальный стол из красного дерева, тяжелые парадные портьеры, в углу стоял бар. Но вот окно было всего одно и небольшое, поэтому в комнате всегда не хватало света.
– Хорошо тут у вас! – воскликнул Шварцман.
– Не жалуемся, – подхватил Воркунов. – Стараемся все обустроить, сделать на высшем уровне. Правда, Анфис?
– Совершенно точно! – отчеканила она, подыгрывая боссу. – Стараемся.
Она доставала из маленького шкафчика бокалы. Воркунов открыл бар. Ряд ровных бутылок напоминал кегли.
– Вот оно, грузинское, а ты уже думал, что все? Не держу я твоих хваленых вин? Держу… не обижай меня, друг! – в голосе шефа послышался какой-то надрыв… или это Анфисе показалось.
Вот уже бокалы стоят на столе. Анфиса зажгла для антуража свечи в высоких старинных подсвечниках. Ее шеф любил все такое «атмосфэрное», как говорил он, по-современному – аутентичное.
– Хорошо как! – вполголоса сказал Катанадзе.
– Да-да, – откликнулся Шварцман, – атмосфера замечательная!
Воркунов же молчал, переводя взгляд с одного гостя на другого.
Анфиса подумала, что это не похоже на Воркунова, обычно он более словоохотлив. А здесь – молчит. Что-то не так.
Мужчины подняли бокалы.
– А Анфиса? – задал вопрос Шварцман. – Вы будете с нами пить?
– Конечно, – сказал Воркунов. – Как же мы будем без дамы?
Анфиса подошла. Катанадзе протянул ей бокал.
Струя темно-бордового вина блеснула в лучах заката. Анфиса стояла напротив Шварцмана, справа – Катанадзе. Слева Воркунов.
– За что пьем? – спросил Катанадзе.
– За здоровье! – воскликнул Шварцман. – Что сейчас может быть важнее него? Вся сегодняшняя мировая ситуация говорит нам о том – как жизнь бренна. Сегодня ты – жив, а завтра – мертв. Причем внезапно, как говорил многоуважаемый популярный писатель Булгаков.
– Сегодня ты – жив, завтра – мертв, – сказал, чеканя слова, Воркунов.
– Есть разные смерти… – сказал Катанадзе. – От болезни, от старости, в битве, в поединке. Но каждая гибель – зияющая прореха в пространстве мироздания.
И чудится Анфисе, словно они говорят о чем-то своем, не обращая на нее никакого внимания. Как будто она была тут лишней.
– Так за что пьем? – повторил Шварцман. – За здоровье?
– Постой, постой, за здоровье мы еще успеем. А за что выпил бы ты? – обратился он к Катанадзе.
– Хороший вопрос, – кивнул тот. – За жизнь. За успех! За радость.
– Жизнь – понятие такое многомерное… Бывает жизнь хуже смерти.
– Ты прав, – сказал Катанадзе. – Тогда предлагай тост ты?
– Надо подумать…
Здесь неожиданно раздался звонок в дверь. Звук был громкий, настойчивый.
– Разве мы кого-то ждем? – спросил Катанадзе, глядя на Воркунова в упор.
– Да, я ждал, – при этом Воркунов не отвел взгляда. – Одного знакомого. Впрочем, вы все его знаете… правда, давно не встречались.
