Ожидавшие – бабушка Олимпиада Андреевна, Вероника и сам Валентин, мгновенно залившийся краской при появлении званой гостьи. Он вскочил с места, но отец решительным жестом дал понять, чтобы он оставался там, где находится.
– Сиди. Сиди. Уж я сам поухаживаю за дамой…
Легкая неловкость, которая возникла при ее появлении, вскоре исчезла… Анфиса включилась в разговор, ее расспрашивали о работе, о том, что интересного она переводит сейчас… Кухня и впрямь была замечательной – какие-то крохотные пирожки с мясной и рыбной начинкой, которые буквально таяли во рту, вкусные салаты…
Но все же Анфисе показалось, что легкий холодок имел место быть, хотя, возможно, ей это только показалось…
* * *
Он смотрел на толпу в аэропорту с выражением легкого превосходства. Если говорить честно, он не любил аэропорты и все, что с ними связано. И в отличие от других людей не дрожал от предвкушения путешествия или деловой поездки. Для него самолет являлся всего лишь средством транспортировки, как бы сухо и банально это ни звучало. Он вообще не был романтиком по натуре, и многие упрекали его за это. Но здесь он уже ничего не мог с собой поделать. Не его стихия… Он любил все рациональное, четкое, то, что можно выразить сухим языком отчета или цифр. Он помнил, как когда-то его любимая женщина говорила: ты просто невозможен, нет, правда, невозможен. При этом она так смешно растягивала слова и скашивала глаза, что было ясно: она просто посмеивается над ним. Впрочем, ей он мог простить многое, даже слишком…
Усилием воли он отогнал от себя воспоминания и сосредоточился на предстоящей поездке в Питер. Сначала туда. А потом в Москву… Он никогда не был ни в Питере, ни в Москве. Из-за страха, чувства опасности, которое с ним было всегда… Он дотронулся рукой до внутреннего кармана: там лежала записка с адресом и контактами одного типа, которого он собрался нанять для некоторых поручений. Этот адрес ему дал знакомый… Он надеялся, что все будет безукоризненно. Без срывов. Иначе дело, ради которого он приехал, не получится.
Питер… Там ему предстояла встреча, и от того, как она сложится, зависело многое… Объявили посадку на его рейс. Народ перед ним был весьма колоритный: две девушки, пожилой мужчина. Хотя, и здесь он усмехнулся про себя, его ведь тоже можно было отнести к разряду «пожилых». Подтянутый, с щеточкой усов… Глаз за очками не видно… Еще одна девушка стояла немного сбоку. У нее были пепельные волосы и светло-голубые глаза… Красивая… Но девушки для него давно уже стали заповедной территорией… Он собирался проживать строгую размеренную старость, полную спокойствия и гармонии, любимого Баха и Генделя. А девушки проходили по разряду «ненужное волнение». Поэтому их следовало избегать… Но эта и вправду была хороша… И такие глаза…
Неожиданно ему стало плохо. Он покачнулся, и тяжелая трость выпала из его рук и с грохотом покатилась по полу. Кто-то участливо взял его под локоть. Он открыл глаза.
– Вам плохо?
Та самая девушка смотрела на него, и в ее взгляде читались участие и тревога.
– Да-да. Вполне… – он говорил на русском с трудом, словно во рту перекатывались камни-голыши – неуклюжие, тяжелые… Он перешел на французский. К его удивлению, девушка подхватила его французский. Он не ожидал, что она так хорошо знает язык. Он внимательно посмотрел на нее: бывают же сейчас в России такие девушки! И хороша собой, и умница… и еще в ней видны изящество и то, что называется породой.
– Вам что-нибудь нужно?
– Нет, мне уже легче. Спасибо, – сказал он, растягивая слова, – благодарю.
Она ответила на итальянском. Это уже было слишком! Неужели немытая Россия стала родиной таких умных и красивых девушек? Здесь его охватило стойкое чувство, что он где-то ее уже видел. Память у него была не просто хорошая. А отменная… Но вот где…
* * *
Герман Салаев был одним из организаторов экспедиции в Ловозеро по следам Александра Барченко. На эту должность его назначил Мстислав Воркунов, руководитель фонда «За развитие Русского Севера». Герман буквально горел работой, этим делом, уточнял детали, составлял график, маршрут. Нанял толкового спеца – Николая Шепилова, который вскоре должен был выехать на место, согласовать маршрут уже непосредственно там, в том числе с региональными властями.
Анфиса приехала с важным сообщением, что к ним подключается один картограф, ради которого она и прибыла в Питер. Конечно, с Германом можно было решить вопросы и по телефону, но ее начальник любил, когда сотрудники общались вживую, контролировали друг друга, как мысленно добавляла про себя Анфиса.
Картограф Генрих Ямпольский оказался чудесным, беседа с ним пролетела за один-два часа, они сидели в кафе, пригревало солнышко, визави ее был стариком в дивном черном берете, его высохшие руки пестрели коричневыми пятнами, а глаза слезились, но взгляд был ясным, а голос звучал твердо – без дребезжания. Он опирался на трость из красного дерева, временами, когда он смотрел на Анфису, его взгляд приобретал странное выражение. Так, наверное, художник взирает на свою модель, прежде чем приступить к ее изображению. Чем-то ее собеседник напоминал старого орла, который сложил крылья, но по внутреннему призыву мог снова их расправить. Его нашел где-то Мстислав Воркунов, Анфисин шеф, дал его телефон и сказал, чтобы она срочно связалась с ним. Воркунов всегда умел выискивать первоклассных специалистов. У него просто был нюх на них. Вот и Генрих Ямпольский, который работал с картами, попал в поле зрения Воркунова.
– Интересное вы затеяли мероприятие.
– Да! – вдохновенно сказала Анфиса. – И я рада, что вы нам поможете.
– Придется покопаться в старых архивах. Как я понимаю свою задачу – нужно найти карты того времени, которые подробно бы описывали ваш будущий маршрут. И все нужно было сделать, как говорят студенты, еще вчера…
– Да. Время поджимает. Надеюсь, мы все рассчитали правильно, но вдруг… в таких случаях ничего нельзя знать наверняка, – сказала Анфиса.
– Это правда…
– Рада, что вы с нами будете сотрудничать…
Картограф, которого звали Генрих Викторович, бросил на нее взгляд, как бы предупреждая: «Нужно быть умеренными оптимистами».
Согласна, мысленно сказала про себя Анфиса.
Они расстались с Ямпольским вполне довольные друг другом. Потом Анфиса поехала к Герману Рустемовичу в гостиницу, где он остановился. Салаев принял ее в холле. Герман находился в Питере по своим делам. Экспедиция по следам Барченко, можно сказать, была его хобби. Но свои деловые проекты он не забывал, поэтому ему приходилось разрываться между своими двумя ипостасями: бизнесмена и исследователя-энтузиаста. В холле Анфиса утопала в мягком сливочно-белом кресле и смотрела на аквариум с рыбками. Когда она насчитала пятнадцать рыбок, перед ней вырос Салаев.
– Добрый день, – сказал он, усаживаясь напротив.
– Добрый день, Герман Рустемович. Вот прилетела сюда по делам и решила встретиться с вами.
Она давала краткий отчет по сделанному, когда поймала его отсутствующий взгляд. Пару раз он демонстративно посмотрел на часы.
