– Сколько ей?
– Девятнадцать. Мы с ней иногда встречались в кафе, трепались по-девчачьи.
– Ты ей доверяешь?
– Почему нет?
– Она может выгораживать мать. Если та как-то причастна к этому, девочки чаще всего берут сторону матери. Это мнение психологов.
Анфиса смотрела куда-то мимо него и некоторое время молчала.
– Нет, – наконец сказала она. – Это не тот случай. Луиза говорила мне правду. Я думаю, нам нужно встретиться с ней. Я ей сейчас позвоню и позову завтра к нам в офис.
– Лучше в кафе.
– Да, – немного подумав, согласилась Анфиса. – Так будет лучше… – она немного расслабилась. И по настоянию Лавочкина разрешила проводить себя до квартиры.
И только когда за Анфисой закрылась дверь, Лавочкин подумал, что его тревога никуда не денется… И он снова позвонил в дверь. Увидев его на пороге, Анфиса не рассердилась, а разрешила ночевать на кухне, поставив там раскладушку.
Утро началось со звука льющейся из крана воды. Он был достаточно громким, и Лавочкин открыл глаза, не сразу поняв, где находится. Потом вспомнил, бросил взгляд на часы. Было уже десять. Хорошо, что сегодня выходной и не надо мчаться на работу. Вскоре из ванной вышла Анфиса и сказала, что сейчас она будет готовить завтрак. Тот состоял из бутербродов с сыром и кофе. Лавочкин предложил приготовить сырники. В их семье обожали их: нежные, с поджаристой корочкой… Но, посмотрев свои запасы, Анфиса объявила, что муки у нее нет.
– Тогда отменяется, – сказал Лавочкин. – Хотя могу сейчас сбегать в магазин. Не хочешь?
– Нет, мы потеряем время.
– А что, мы куда-то торопимся? – удивился Валя.
– Ты забыл, что мы хотим встретиться с Луизой Салаевой?
– Забыл, – покаялся Лавочкин.
Он и правда все забыл от радости, что сейчас находится рядом с Анфисой.
После завтрака она позвонила Луизе. Та была свободна и поэтому согласилась встретиться с ними в кафе на «Бауманской». В оставшееся время Лавочкин с Анфисой разыграли шахматную партию. При этом выиграла Анфиса, но если честно, то Лавочкин просто поддался ей… Ему очень хотелось хоть немного поднять настроение своей подруге.
Луиза Салаева – стройная девушка в джинсах, розовой футболке со смешным зайцем, с длинными волосами, распущенными по плечам, встретила их в кафе около входа.
– Привет! – поздоровалась с ней Анфиса. – Знакомься, это мой друг Валентин Лавочкин. Прошу любить и жаловать.
В кафе было малолюдно, они выбрали столик в глубине зала – подальше от любопытных глаз.
– Я сочувствую тебе, Луиза! – обратилась к ней Анфиса. – Правда, очень.
Луиза наклонила голову, словно прислушиваясь к словам Анфисы.
– Да-да, – почти скороговоркой проговорила она. – Это ужасно, я все еще не могу привыкнуть к тому, что моя жизнь изменилась.
Анфиса хотела сказать, что да, теперь некому будет оплачивать Луизины путешествия, учебу, шопинг и милые девчачьи траты. Хотя, наверное, Герман Салаев – человек серьезный и позаботился о своих близких на все случаи жизни. Хотя когда человек живет – о смерти ему думать некогда, он считает, что вечен…
– Луиза, расскажи, пожалуйста, что ты знаешь о смерти своего отца, был ли он чем-то обеспокоен незадолго до своей гибели?
– Зачем? – прошептала Луиза. – Зачем рассказывать? Его все равно уже не вернешь.
– Но убийца на свободе, разве это правильно? Подумай об этом.
– Полиция работает.
– Полиция! – воскликнула Анфиса с непередаваемым презрением. – Им лишь бы галочку поставить, и все! Найдут они убийцу или нет – никого не волнует. Положат дело под сукно и забудут. Тебя уже допрашивали?
– Да.
– И что?
– Что будем заказывать? – встрял в разговор Лавочкин. Он чувствовал, что нужно немного сменить тему разговора, чтобы дать Луизе собраться с мыслями. Анфиса слишком давила на нее, поэтому с точки зрения психологической разрядки стоило взять паузу.
– Мне все равно. Наверное – кофе, – сказала Луиза. – Американо с молоком.
– Нет, – сказал Лавочкин, – здесь прекрасно кормят и нужно насладиться восточной кухней.
Бабушка Лавочкина Олимпиада Андреевна часто говорила: чтобы успокоить женщину, нужно ее хорошо накормить. Во время еды она расслабится, только тогда можно приступать к серьезному разговору. Сама бабушка Олимпиада прекрасно готовила. Особенно ей удавались курники и расстегаи.
Они заказали лагман и чебуреки с бараниной.
Анфиса бросила на Лавочкина странный взгляд, но решила ему не перечить.
– Так, – сказал Валя, когда им все принесли, – приступим. Как говорил великий Омар Хайям:
Жизнь пронесется, как одно мгновенье,
Ее цени, в ней черпай наслажденье.
Как проведешь ее – так и пройдет,
Не забывай: она – твое творенье.
Луиза ела молча, уткнувшись в тарелку. У нее были красивые глаза и волосы: густые, с шелковистым блеском.
– Луиза! Это очень, очень важно, чтобы ты вспомнила, что касается твоего отца. Ты же знаешь, какое значение он придавал этой экспедиции. Мстислав Александрович говорит, что это невосполнимая потеря для всех нас. Герман Рустемович был душой нашей экспедиции.
– Я жалею, что он за нее взялся, – тихо сказала Луиза. – Я отговаривала его от этой поездки, не хотела, чтобы он туда отправлялся… – она внезапно замолчала. – У меня было плохое предчувствие. Я раскладывала карты. Мне хотелось узнать, что принесет ему эта поездка. Я же видела, что он стал как одержимый. В него словно вселился дух…
– Какой дух? – машинально переспросила Анфиса.
– Злой.
Валя стал сердиться на Анфису. Вытащила девчонку, у которой еще слезы после смерти отца не просохли, и пытает ее. Полиция уже расспросила Луизу. Что Анфиса хочет узнать от нее?
– Этот дух стал диктовать отцу, как себя вести и что делать. Я порой его не узнавала. Когда в человека вселяется дух, он становится иным… Он сам, все его повадки… Его сознание блуждает во мраке, который обычный человек видеть не может…
Анфиса бросила странный взгляд на Лавочкина. Он понял – она не знает, как отнестись к Луизиным словам… верить или нет. Правда это или всего лишь фантазия, результат расстроенных нервов в связи с утратой близкого человека?
– Не подумайте, что я сошла с ума, – продолжала Луиза. – У меня в роду по отцовской линии были шаманы. Правда, очень давно… Ведь во мне течет не только татарская, но и якутская кровь…
– Понимаем, – пробормотал Лавочкин. На самом деле он не знал, что сказать в ответ на это.
– Мой отец хотел во что бы то ни стало попасть в ту экспедицию, это стало его наваждением. Я ничего не могла с ним поделать. Но видела, что это не доведет его до добра. Я раскинула карты и увидела плохое предзнаменование… – голос Луизы стал печально-торжественным. – Ему выпала карта Таро «Повешенный». А это очень, очень плохо… Но остановить его никто не мог, хотя я даже попросила вмешаться бабушку, ничего ей не объясняя. Я только сказала, что отцу лучше не ездить туда. Но и она не смогла повлиять на него. Он говорил мне, что я не должна вмешиваться в чисто мужские дела. «Я все равно сделаю все по-своему, – утверждал отец. – Я так долго ждал этого часа, что не имею никакого права свернуть с пути…» Если честно – мне было страшно… Я отца не узнавала. Он стал изучать древние книги, беседовать с учеными и коллекционерами.
