Был ещё один неожиданный момент: меня кто-то гладил. Не сказать чтобы неприятно — прикосновения осторожные, едва ощутимые, кто-то сказал бы, что деликатные. Неизвестный касался волос, лица, ресниц, шеи. И вроде как ничего такого, с кем не бывает, но я от подобных жизненных поворотов поднапрягла булки.
Кто это меня тут лапает? Нельзя! Собственность космического флота Земного Союза!
Глаза открываться не хотели. Но я призвала их к порядку, и с правым у нас вроде как понемногу нечто сладилось.
Стоило моим ресницам только дрогнуть, прикосновения прекратились, будто и не было.
— Соизволила проснуться? — уточнил красноглазый альданец. — Всё же у твоей модификации поразительно слабая регенерация. Я удивлён, что ты дожила до этого дня.
Угу, паря, зришь в корень. А я-то как удивлена…
Я моргнула. За правым глазом подтянулся левый, и я более-менее уверенно осмотрела шикарную каюту со множеством наворотов. Совершенно незнакомую каюту.
Не поняла.
Память на провокации вестись отказывалась, но я упорно пинала эту партизанку снова и снова. В итоге она расщедрилась и подкинула мне воспоминаний на подумать. И я поняла, что…
Ещё больше не поняла.
— А какого… кхе… — да уж, плохая идея. У меня во рту что, кто-то древним дустом космических тараканов травил?
— Возьми, — Родас добавил в происходящее ещё немного шизуминки, когда поднёс к моим губам упаковку жидкого геля с трубочкой. — Выпей.
Родас в роли сестры милосердия меня так деморализовал, что спорить я не стала и сделала, как он сказал. А после повторила попытку:
— Так что происходит? Это ты со мной сделал, а теперь лечишь? Или всё-таки не стоило пить в гостях у твоего спятившего братишки?
— Не стоило лечиться у коновалов, — отрезал Родас сухо. — Хотя я тоже неосознанно внёс лепту в то, что с тобой произошло.
— И что же это?
— Инфаркт, — сказал он. — У тебя не выдержало сердце.
Вон оно что. Значит, я пополнила ряды грустной статистики. Странно даже, что жива. Но… вся ли?
Чувствуя, как липкий холод расползается по спине, я осторожно постаралась пошевелить конечностями. С правой стороной пошло проще. С левой… ну, покалывания ощущаются. Значит, не совсем всё паршиво.
Уже радость.
Вообще инфаркт — верхняя строчка в списке десяти самых распространённых причин смерти у военных лётчиков-ветеранов, таки доживших до пенсии. Профессиональная болезнь, можно сказать.
Тут шутка в том, что не зря по стандартам после медкапсулы положен отдых как минимум в пару месяцев: организму нужно восстановиться окончательно. Но кто на это смотрит, когда за окном бой, а обученных офицеров вечная нехватка? Из капсулы вылез, вирт перезагрузил — молодец, боец, на старт, пошёл! Отдохнуть дадут, только если на фронте затишье. И то не факт.
Не, по регламенту отказаться можно. Сослаться на поправки, сунуть башку во всем известную анатомическую дыру и ни в какую не лететь. Но таких “умников” в космическом флоте не любят; настолько не любят, что можно на жёсткий пресс потом нарваться. Потому что регламент регламентом, а не за дрын собачий мы обычно сражаемся. И, пока ты отдыхаешь, товарищи гибнут.
А в этот раз я сразу после медкапсулы пережила несколько перегрузок, накачивалась разными препаратами, переставляла собственный вирт… да ещё и отжиги Родаса добавили топлива в бак… Так что тому, что организм отправился на боковую, в целом удивляться не приходится.
Закономерный итог.
Только вот всё остальное, как на мой вкус, слегка выбивается из общей картины…
— В целом понятно, — сказала я. — Итог закономерен, сантименты ни к чему. Но где это мы?
— Ах это, — хмыкнул Родас. — Мы в каюте местного капитана; только здесь нашлась медкапсула.
— И это мне после медкапсулы так паршиво? — ну ничего ж себе…
— Да, — его губы дрогнули в презрительной улыбке. — Техника тут третьесортная, замену внутренним органам сама вырастить не может. А тебе нужно новое сердце. И некоторые сосуды тоже вырастить стоит. То, что есть, пока жизнеспособно, но к целевому использованию слабо пригодно. Данная медкапсула может предложить только механический вариант, но с её уровнем протезирования это неприемлемо. Бионика лучше механики, особенно если сделана хорошим генными лабораториями. И соответствующим способом улучшена. Потому я посоветовался с медтехником и в одностороннем порядке принял решение стабилизировать твоё состояние и завершить лечение у специалистов. Меня заверили, что ты достаточно стабильна для этого, и не станешь испытывать критических неудобств.
Я решила, что ещё больше удивиться просто не могу. Потому спросила эдак флегматичненько:
— А медтехника ты хоть откуда взял?
— Воспользовался услугами одной из пленниц, — ответил он.
Ох блин… Пленники.
— Что с ними?
Он насмешливо выгнул бровь:
— А сама как думаешь?
— Ты убил их, — пробормотала я.
Он хмыкнул.
— Нет, разумеется. И с самого начала не собирался.
Так… Что?
— Что? Но зачем ты…
— Открою тебе секрет: люди не всегда озвучивают свои настоящие намерения. Для тебя это, наверно, сюрприз. Но так и есть. И включи, наконец, оперативную логику. Как считаешь, стал бы я разговаривать с ними, если бы действительно собирался убить? Вспомни при этом, что у них не было оружия или защиты.
Я открыла рот, закрыла его и почувствовала себя полной идиоткой.
— Родас! Ну ты и…
— Так что давай договоримся, — спокойно продолжил Родас, — что больше мои методы ведения переговоров ты не критикуешь.
— Знаешь, твои методы…
— Работают. На этом остановимся. И, если мы всё обсудили…
— Нет, у меня ещё вопрос, — не удержусь. — Ты на кой меня трогал?
Родас моргнул, но после выдал такое, отчего у меня брови решили совершить путешествие вверх.
— Ах, это? — с невинной миной протянул он. — Проводил эксперимент.
— Эксперимент?
— Мне с самого начала хотелось узнать, какова твоя модификация на ощупь, — выдало это чудовище. — У боевых моделей обычно плотная кожа, максимально устойчивая к механическим воздействиям. И волосы, которые можно при желании превратить в оружие. Но твоя модификация даже выглядит иначе. Вот я и проверял теорию.
— И как оно? — уточнила я на автомате.
— Мне понравилось. Тебя на удивление приятно трогать.
И, пока я изо всех сил пыталась подобрать челюсть с пола, Родас отвернулся и распахнул дверь, впуская одну из пленниц.
— Напоминаю… — начал он.
