– Перестроить Сферу. Мне нужна детализация этого сектора. Запустить протокол «Вторжение».
Тут же по заранее установленным адресатам отправились уведомления. И пока операторы выполняли команды, майор активировал ЗАС связь и выбрал нужный контакт. Когда на той стороне ответили, он вытянулся, поправил свой мундир и произнес:
– Сэр, они здесь!
* * *
Орбита Марса. Борт фрегата «Левиафан».
В районе шахты торпедного аппарата открылся небольшой лючок. Из него появились четыре лапы, которые ухватились за скобы, расположенные по краям проема. Затем не спеша из проема появилось округлое тело паука-симбионта. Он воткнул свободные четыре лапы в специальные углубления на корпусе корабля и выпрямился. Его фасеточные глаза на гибкой ножке осмотрели все вокруг, вращаясь на триста шестьдесят градусов. Просканировав корпус в радиусе тридцати метров и не обнаружив никаких повреждений, он засеменил в сторону разбитого носа.
Шустро перебирая лапами, паук добрался до основания вращающейся секции и тщательно осмотрел подвижные части. Закончив с этим, он направился дальше. Обойдя командный сегмент, паук наконец-то добрался к цели. Представшая картина была удручающей. Хоть последние два бака и уцелели, но на их поверхности четко виднелись пробоины, которые затянуло аварийной пеной. Остатки разбитой фермы, к которой крепились баки, торчали в разные стороны изогнутыми прутами арматуры. Кое-где оставались куски оболочек баков, висевшие как листья на дереве. А вокруг всего этого летала мелкодисперсная пыль, находящаяся в постоянном движении, – остатки интерметаллидного вещества.
Паук приблизился к поврежденной конструкции и стал тщательно фиксировать происходящее. Процесс регенерации был уже запущен, и передняя часть корабля начала покрываться еще мягким хитином. Живая ткань аккуратно обошла торчащие железяки и продолжала расти. Паук подошел впритык к одной из выступающих арматур и двумя лапами пошатал ее. Не добившись результата, он направился осматривать поверхность с другой стороны, а из выходного люка появилось еще два паука. Своими лапами они удерживали небольшие устройства – плазменные резаки. И как только эта парочка добралась до поврежденного участка, тут же принялась за работу.
Капитан оторвался от наблюдения за демонтажем поврежденных конструкций и обратился ко мне.
– Что скажете, Михаил Валериевич?
Мне было доступно больше информации, чем Лукашевичу. Я видел, что центральная нервная система Левиафана воспринимала поврежденный участок как основной раздражитель. Для регенерации корабль направлял туда значительные ресурсы своего организма.
– Левиафан отлично справляется. – Я вывел перед капитаном диаграмму. – Это интенсивность обмена информацией между кораблем и пауками-симбионтами. Он сам руководит работами по демонтажу, и вскоре мы избавимся от десятка тон лишнего груза. Думаю, что процесс регенерации закончится через сутки, и мы сможем выдвинуться в обратный путь.
Лукашевич несколько раз кивнул, вглядываясь в цифры на диаграмме.
– Да, отличный корабль. Особенно отмечу это место, – он обвел рукой пространство, где мы сейчас находились, – благодаря боевой виртуальной среде, контроль в бою значительно лучше, чем со стандартным оборудованием. Управляемость экипажем, обзор боя, данные систем корабля – все просто на высоте.
Он снова посмотрел на суету пауков, прервавшись на несколько секунд. Как раз в этот момент симбионты отпилили значительный кусок поврежденной фермы, и он медленно отдалялся от борта фрегата, кувыркаясь на фоне красной планеты.
– Я бы хотел продолжить наш разговор, – капитан повернулся ко мне, – не составите мне компанию за ужином?
– Конечно, – ответил я ему.
– Тогда встретимся снаружи.
Его силуэт поплыл и растворился, а я поспешил выйти за ним в реальность. Капитану требовалось время, чтобы выбраться из капсулы, мне же с этим проще. Когда крышка открылась и Лукашевич начал выбираться наружу, я уже ждал его, вцепившись за скобу и зависнув в центре помещения БИЦ 1. Наконец он присоединился ко мне, и мы направились в центральный коридор.
В данный момент на корабле царила суета, мимо нас то и дело пролетали курсанты из технической службы и пробегали корабельные пауки. Нам с капитаном даже пришлось прижаться к стенкам, когда двое курсантов тащили складской контейнер. Когда мы миновали препятствие, Лукашевич задал мне вопрос.
– Михаил Валериевич, вы собираетесь распространить технологию живых кораблей на весь флот?
– Я бы хотел, чтобы именно так и было, но это зависит не только от меня. Данная технология еще сыровата, и необходимо внести некоторые изменения. Но как только все корректировки будут внедрены, подобные корабли будут доступны ВКС. А строить их на основе биотехнологии или нет – пусть решает командование флота. Но корабли ЧВК «Стальные Волки» точно будут такими.
– Вам мало своих головорезов, – с удивлением произнес капитан, – так вы еще и флот хотите создать?
Я потянулся к очередной скобе и, оттолкнувшись от нее, ответил:
– Сейчас мои люди – это наиболее подготовленное подразделение для ведения боевых действий в космосе, но думаю, что их маловато. – Лукашевич повернул ко мне голову, и его бровь приподнялась. – «Стальные Волки» – это десант и абордажники в одном флаконе, но спецтранспорта для них нет. Вот я и хочу его создать, а для транспорта требуется сопровождение, значит, и ударные корабли нужны. А это хоть небольшой, но флот.
В этот момент мы приблизились к боковому коридору вращающейся секции. Я жестом руки предложил Лукашевичу первым нырнуть в него. Он перехватился и развернул свое тело так, чтобы направить в проем свои ноги, и на мгновение задержался.
– Мне нравятся ваш планы, и я сделаю все, что от меня зависит. В моем рапорте контр-адмиралу Нечаеву я отмечу ваш корабль с наилучшей стороны. Тем более что это правда.
Произнеся эти слова, капитан оттолкнулся руками и, влетев в тоннель, схватился за края лестницы. Выждав, пока Лукашевич скроется в проеме коридора, я последовал за ним.
Столовая, куда мы пришли с капитаном, была практически пуста. Только несколько курсантов, смена которых закончилась, бурно обсуждали прошедший бой. Они размахивали руками, эмоционально комментируя маневры кораблей, и на нас не обратили внимания. Еще здесь находилась команда международной экспедиции, спасенной с поверхности Марса. За восемь лет изоляции они настолько привыкли к обществу друг друга, что плохо шли на контакт. Держались группой и практически все выполняли вместе. Да, конечно, они все прекрасно понимали, но психологически адаптироваться к обществу за пределами своей группы для них было тяжело. Я вообще удивился, как они смогли выжить в таких условиях? С их слов, командир – Юрий – просто не давал им усомниться, и они действительно верили, что будут спасены. Это подтверждали рассказы всех членов экипажа. А сам Юрий говорил, что выполнял свой долг как командира, хотя сам практически потерял веру.
