Это началось с детства, когда отец закинул летающую тарелку прямо на верхушку дерева и заставил подниматься на нее. То дело было в соседнем городе, в котором есть красивые зеленые парки со всякими хиппи-студентами, любящими полежать на траве и людьми, выгуливающими своих собак. В нашем городе такого и в помине не было, да и никому не было нужно. И вот я поднимался на дерево, засаживая себе первые заносы в пальцы, и встречаю всяких белочек с непреодолимым желанием их погладить, но к несчастью они были слишком быстрые и изворотливые. Через пару тяжелых минут я поднялся на верхушку не самого низкого в парке дерева и остолбенел от красоты. Город по соседству был усеян всякими билбордами, в которых еще участвовали красивые актеры, рекламирующие то скраб, то газировку. И мне было не важно, что они там рекламировали, я бы отдал им все, что у меня было, приди они лично. Я бы прямо перед отцом прокричал: “Отец, смотри, люди с экранов!” – клянусь, я бы опустошил весь его кошелек и понакупал бы всякой дряни, что рекламировали те актеры – настолько это было красиво. С того самого момента я всегда старался найти местечко повыше, только теперь в нашем городе. Но где-то был вид не очень, а где-то я просто говорил себе: “Вот стану старше – залезу, а сейчас боюсь”. На тот момент я любил подниматься на трубу старого завода. На нее было подниматься просто, но сделай ты хоть одну оплошность – упадешь и помрешь, в лучшем исходе просто порежешь себя ржавым металлом. Чтобы туда залезть, нужно было подниматься по скрещенным балкам, идущим под таким крутым углом, что руки скользили при некрепком хвате или немного торчащим кирпичам.
А у меня был крепкий хват – это было одно из правил отца, установленного им еще до моего рождения: “Мой сын должен иметь крепкий хват, чтобы при встрече всегда жал мою руку как мужик”, – он мужик серьезный, крепкий и страшный, так что спорить с ним было глупо. Любимое его занятие – тянуть меня вниз, пока я держусь за турник, ох, как же много джинс было порвано в то время.
Хотя на самом деле с моим протезом я мог больше не беспокоиться о своей хватке: мог хоть одной рукой налегке подниматься. Честно, даже расстроился, ведь накопленная сила стала ненужной.
Чтобы не падать в дырку трубы, я постелил около шести-семи слоев крепкого картона – сгодилось за вполне себе удобное сиденье. Чтобы денег не тратить, я просто быстро его выдергивал из-под спящих бездомных, ничуть не подозревающих о краже подстилки, – знаю, я ужасный человек, но не хуже ли наш мэр? – Эти люди могли и не оказаться на улице, хотя все это простые отговорки – я плохой человек. Хоть сейчас бы пошел, купил бы сотню картонок и раздал их бездомных для возмещения, но к несчастью, на данный момент мои карманы пусты.
Воздух просто вбивался в мой нос, хотел чутка вдохнуть, а невольно заполнял им все легкие. И пах он свежестью, а не этой гнилью да горькостью; косма так неплохо растекалась по небу, немного окрашивая его в любимые оттенки, что я даже замечтался о силе, способной окрашивать небо: хорошая была бы способность.
Вид был прекрасный, один из моих любимых, а все из-за одной прелестной картины, что врезалась мне в память: это было полчище металлических кранов, что стояли на стройке вдалеке, очень похожие на огромных металлических единорогов. Я не верю в единорогов, но верю в то, какие они необычайно интересные: простая лошадь с рогом, но при этом ведь источает столько магии и волшебства – необычное существо. Я любил смотреть на это стадо, когда в голове царила тишина. Они стояли уже десятки лет, а все равно кричали о себе, и давали кричать мне, только в своей голове.
Домой я вернулся не вовремя. Хоть дома я сам себе хозяин и могу приходить, во сколько захочу, я все равно продолжаю твердить себе: “Не позднее одиннадцати”, – ведь я не гуляющий человек, что мне на этой улице так долго торчать? Но в тот раз я особенно засмотрелся на единорогов: в голове уже давно ничего не звучало.
8 ноября 2017 года.
Важный был день, для меня и хочется верить, что для всего человечества. Сейчас я все-таки расскажу, как встретился с вами. Простите меня, пожалуйста, но я все ждал, когда смогу обыграть это.
Я снова вышел на прогулку, – Вот так на следующий день после такой хорошей прогулки я бы не гулял, но дома стало уж больно душно, и я решил выйти, – а затем направился к мосту. В этот раз я хотел выяснить, кто же там кричит. Мост был не из самых простых: По бокам стояла колющаяся сетка, не дающая пройти на край – защита от прыгунов. И так как эта сетка простилалась от начала и до конца, я решил обойти ее с другой стороны, это можно было сделать на одном из концов моста.
Я схватился за сетку и потихоньку продвигался. Видите ли, посередине, ниже моста, находилась платформа, закрепленная к этому самому мосту. Там часто любили ошиваться всякие фрики, но тенденция как-то спала и это место оказалось совсем ненужным. И я все к тому, что я и не думал, что крики издаются из бетона или в воде, я прекрасно осознавал, что кто-то стоит на этой платформе, а не где-либо еще.
Добравшись до середины, слушая отзывчивые крики прохожих: “Давай парень!” – я увидел торчащую балку, на которой были сотни тысяч росписей, одна на другой, что с нее вниз прыгал то Марк, то Луис и многие другие. А я и не удивлялся, когда тебя мало того, что не пытаются остановить, так еще и подбадривают, сам невольно хочешь послать весь этот мир к черту.
И все же я не понимал, почему всем обязательно нужно было прыгать с середины, что за вещь это такая – красивая смерть, к чему она, если ты там хочешь избавиться от этого мира. Они блин прошли около десяти таких же торчащих балок, лишь бы прыгнуть с середины. Как по мне, пижонство. А может, я не вижу прекрасного, во всех же есть доля любви к чему-то красивому, может все просто хотели ее воплотить перед уходом.
Я все боялся, а вдруг, пока я буду лезть вниз, некрепко держась за все возможное, произойдет крик. Я подошел ближе, и если бы у меня не было возможности прикрыть уши, то я бы точно упал из-за невыносимой боли. Таков был тот крик, словно боль и ярость тысячи людей были собраны в один крик, а я даже не предусмотрел беруши, – вот я готов продумать много всего, но про самое главное и очевидное всегда забуду, за что, конечно же, получу упреки. Крика не было – повезло, что хоть благодари всевышнего.
Не буду томить с тем, как вонзал себе торчащие и острые куски ржавого металла в руки, как пару раз нога соскальзывала, и я чуть не падал и все опять же – крепкий хват, спасибо отцу. Я наконец-то увидел огромные цепи, держащие платформу, и быстренько проскользнул по ним вниз.
Знаете, это был постоянно покачивающийся из-за сильного ветра форт. Платформа была не маленькая, не большая, но сгодится, чтобы жить одному на полную. На противоположной от меня стороне, на расстоянии, что особо и не разглядишь, стояла какая-то девочка. Мне было страшно подходить, чтобы не оказаться каким-то маньяком, вошедшим в чужое жилье без спросу и ведь жилье совсем не простое, словно я был одержим девочкой. Это я себе надумывал, пока потихоньку, на цыпочках, подбирался к этой самой девочке, все больше осознавая, что на цыпочках подходить будет куда страшнее, чем простым шагом.
