Он издевался, я не пью кофе!
– И кофе нет.
– Не обжился еще?
Нет, честно, я этого парня знал мало, но стоило поговорить с ним побольше, и я стал его ненавидеть.
– То есть ты ничего не будешь?
– Да ладно уж, наливай зеленый. – Выдавил он. Сделал мне огромное одолжение, прям герой.
Я налил нам по чаю, и мы сели за стол, где и продолжили разговаривать.
– Так вот, я что пришел то – поговорить хотел. – А он не спешил. Немножечко да шел к тому, что хотел сказать. – У тебя там какая-то неприязнь к людям.
Он закидывал мои конфеты одну за другой, даже не жуя их, только проглатывая, но потом все же протянул мне одну и предложил съесть. Мейс захватывал мою квартиру восхитительно быстро.
– Тогда ты понимаешь, что я тебе не рад. – Я старался подбирать слова пообиднее, лишь бы он поскорее ушел, но он понимал мой замысел с легкой забавой.
– Так это отлично. Просто супер!.. Всяко лучше, чем ничего.
Он, наконец, съел все мои конфеты и немного загрустил.
– Понимаешь, я тоже их не люблю. Всех их! Вот тех уродов, что постоянно шушукаются на свои тупые темы, решая, нормальный ты или нет. Кто тут нормальный? Я ненормальный? Да я бешеный, но дело то тут в другом! Нет, нужно что-то покрепче.
Его рюкзак на вид был почти пуст, но что-то там все-таки лежало. Он достал простой коньяк пятилетней выдержки и вместе с ним в руке прямиком отправился к моему холодильнику. Достал оттуда апельсиновый сок, – мой любимый, почти не разрешаю его трогать остальным, но послушал бы меня Мейс? – и смешал его с коньяком в два бокала. Аккуратно доставив бокалы к, наверное, уже его столу, он принялся пить из одного. Человек был понимающий, сразу стало понятно, что пьет он больше для вкуса, нежели того самого эффекта.
– Уродов мочить надо, вот что я тебе скажу. И я не хочу трепаться о мотивах и прочем, не собираюсь я давать крутые цитаты по поводу них, говорить, почему они уроды. Уродов нужно мочить и все на этом.
Да уж, удивил меня он. Он говорил как безумный ученый, у которого планы на изменение всего и вся на следующий век. Я допил чай и ответил:
– Они не уроды – лишь идиоты.
– Да есть разница чт… Предположим, что есть люди, которые вот такие иные от нас с тобой, непредсказуемые до чертиков. Мы то герои своей истории – почему не называть их уродами?
– Ты хочешь их “мочить”?
– Что? Нет, конечно. И мысли не было! Не их!
Он никогда так уверенно и увлеченно о чем-то не рассказывал. Я все думал, когда же он надумал все это и сколько он выжидал, чтобы поделиться этим со мной.
– Давай честно, почему ты говоришь это мне?
– Адам, пойми: я тоже не хочу умирать. Тогда, во время твоего срыва, ты показал себя с именно той стороны, что я от тебя ждал. Я все продолжал следить за тобой и думал, что же ты за человек.
– И кто я?
– Ты как я.
– Хорошо, а кто мы?
– Мы свободолюбивые.
Не мог я с ним согласится. Какая мне свобода, я даже не знал, в чем она заключается, но вот у него уже было свое представление.
– Как хорошо выговориться то. – Сказал Мейс и махом выпил пол бокала своего самодельного коктейля. – Но ты не думай, что я тебя тут решил в свои грандиозные планы просветить, лишь хотел сказать пару слов. – Затем он допивает и заканчивает. – Но у всех есть друзья, мне интересно, насколько я силен духом.
– Ты игрок? Похоже на игру.
– Испытание прохожу – всего ничего.
У него тоже была неприязнь к людям. Они раздражали Мейса, но он не мог перестать улыбаться им в ответ, из-за чего он и себя начинал недолюбливать. Он мог влиться в любую группу, стать другом для кого угодно, но вместо этого он продолжал сидеть на своем стуле за своей партой и бегать глазами, о чем-то рассуждая.
Когда он все же вышел из “своей” квартиры, то перед уходом сказал: “Будет весело”. Мне было не весело на тот момент, настроение ни к черту, но вид из окна меня успокоил.
Интересно, как птицы в нашем городе понимают, когда же пора лететь на юг, может, им просто становится холодно, и они начинают валить отсюда? В тот день я видел полчище, летящее куда-то вдаль. Может, наступила зима, – думал я, пока не увидел в календаре, что зимы еще месяц как не будет.
Я свой бокал так и не тронул. Пришлось сквозь боль все выливать в раковину, а ведь там был мой сок.
Немного отдохнув, я собрал рюкзак и отправился в школу. В тот день я начал слышать крики, когда проходил по единственному мосту в городе, соединяющему две его равно огромные части. Я не мог найти виновника этих убивающих мои уши звуков: он шел откуда-то снизу, под держащим все наверху бетоном. И крик был краток, но так пронзителен, всего раз услышал, но по итогу он звучал в моей голове без остановки.
1-ый Урок – Литература
Все начиналось так хорошо: пришел, не получив косых взглядов, сел без лишнего шума – никакого внимания. Я погрузился в свои сложенные руки как в мягчайшую подушку из всех мною опробованных и ушел в мечты о месте получше того, в котором вырос.
Все как истуканы глядели в окно на энтузиастов, баллончиком рисующих те самые круги, прямо перед школой. Но мне было так наплевать, я лишь слышал забавные, – с их точки зрения, – комментарии насчет этого. Что-то вроде: “Ну теперь школа действительно станет интересной!”, – мне бы такую радость из-за жалкого кружочка.
Я не сплю на уроках или переменах, а просто лежу: делаю вид так сказать, в основном даже с открытыми глазами. Просто упираюсь в точку на парте и порчу свое зрение. Адам далеко не лучший ученик, который мог позволить себе дурачиться и ничего не делать на уроках, он не набирал высшие баллы на тестах, – это если коротко о моем обучении.
К нам влетел Дуглас, он редко приходил за целых десять минут до начала урока, но в его руках были прямо свежие, горячие как пирожки новости. Он бросил бумаги на стол и как обычно прокричал своим ядовитым тоном, чтобы все сели и не давили своими телами на стекло, мало ли, слетит и все попадают на не докрашенные круги.
Пару-тройку людей снова не стало, улетели, – мы к этому привыкли давно: это стало своего рода эпидемией, понемногу уносящей каждого из нас, – но одно имя все же меня убило.
– …Лейла Дюбуа прошлой ночью…
И все же это произошло, она зачем-то сделала это. Была ли причина в моих словах или действиях – я не знаю, знать бы хоть то немногое, чтобы просто суметь уснуть.
Она всегда ходила за мной, всегда искала способы поговорить со мной, будто ей меня не хватало сотни лет. По-моему, как я слышал, она присоединялась в кружки, в которые шел я, и сразу же их бросала, как я из них уходил. Она могла иметь друзей, но лишь выбрала путь безответной со мной дружбы. И вот я вспоминаю, как она подгоняла мне сжатые в шарик листочки на контрольных, которые я бы завалил без нее, как я в моменты голода находил на своей парте пакеты с сэндвичами. Она заботилась обо мне, а я не понимал почему.
