Идоменей наблюдал как Хиона приводит себя в порядок, промокает глаза салфеткой, пьёт мелкими глотками воду. Носик и щёки у девушки слегка порозовели. Рабыня осторожно посмотрела на своего господина: «Не рассердился ли на неё за непослушание?»
– Я не давал согласия на этот брак…
– Не давали?
Идоменей заметил, как девушка воспрянула, услышав его слова, слабая, неуверенная улыбка тронула её губы.
– Но, Нисифор сегодня сказал…
– Он нетерпелив, как все влюблённые.
– Значит я остаюсь в Тритейлионе, господин? С вами и с госпожой! – лицо рабыни сияло.
– Совсем недавно ты хотела покинуть его…
– Когда же? – Хиона с недоумением посмотрела на мужчину.
– Разве не ты просилась со мной в Ольвию?
– Ну это совсем другое, господин! Я знала, что вернусь обратно!
– Ты привязалась к нашему поместью, девочка…
– Если бы вы знали, господин… Хотите я расскажу вам? Вы не устали слушать меня? – девушка с нежностью заглянула в глаза Идоменея.
– Говори.
– Вы не поверите, господин, но я помню каждый день, каждый час, проведённый мною в Тритейлионе. Помню госпожу, встречавшую меня на крыльце гинекея. Даже спустя много лет я могу до мельчайших подробностей описать её наряд. Помню, как пахли волосы Клитии в ту зиму, когда мы спали с ней в одной кровати. Вкус орешков в меду, которыми меня угощала кухарка. Ваши уроки… знаю, что вы тайком посмеивались над моими каракулями… помню самую первую вашу похвалу, когда я за один день выучила десять строф из «Прометея»*, вы сказали мне тогда: «Сама Мнемозина* поцеловала тебя в лоб, дитя моё». Запахи, звуки Тритейлиона, краски неба и сада – я их вижу и осязаю не только наяву, но и во сне. Уверенна, таких звёзд, как в здесь больше нет нигде! Скучая во время вашего отсутствия, я вспоминаю наши беседы зимой у очага или летние прогулки в саду… И каждый раз с нетерпением жду вашего возвращения. Когда вас нет в поместье я все дни провожу подле госпожи. Обычно мы занимаемся рукоделием, но иногда госпожа предлагает мне почитать вслух или просит Клитию поиграть на сиринге, или мы поём за работой… День и ночь, неустанно благодарю я эллинских богов, что не отвернулись от меня, чужеземки, и приняли под своё покровительство. Даровали мне счастье жить подле вас и госпожи.
Хиона умолкла, Идоменей потрясённый речью рабыни молчал.
– Верьте мне, господин, все эти слова идут прямо из моего сердца. Я очень люблю Тритейлион и вас, и госпожу…
– Хиона, – голос Идоменея дрогнул, он почувствовал, что глаза его влажны, – приблизься ко мне, дитя.
Он взял в свои ладони лицо девушки и долго вглядывался в него. Светильник угасал, а глаза Хионы сияли, как звёзды. Глядя рабыне прямо в лицо Идоменей сказал:
– Нет большей радости для меня, чем знать, что я смог сделать кого-то счастливым. Ибо есть в любой милости божественное проявление, возвышая других мы возвышаемся сами, приближаясь к богам. Мне неизвестно, что дальше уготовила мне судьба, но скажу так – пока я хозяин Тритейлиона, здесь, Хиона, твой дом. Даже если по прихоти богов тебе придётся покинуть поместье, знай, ты можешь сюда вернуться. Ворота Тритейлиона всегда будут открыты для тебя, дитя.
– Благодарю, господин! – Хиона схватила руку хозяина Тритейлиона и поцеловав её прижалась к ней щекой.
– Что касается Нисифора… завтра я поговорю с твоей госпожой о нём. Думаю, она согласится со мной, что тебе рано думать о замужестве. Нисифору тоже объясню… Ну, что? – Идоменей ласково ущипнул рабыню за щёчку, – развеял я твои горести?
– Господин!
Хиона быстро вскочила на ноги и улыбнулась. Идоменей залюбовался своей воспитанницей, она снова стала такой, какой он её знал: озорной, смешливой, немного кокетливой. Легко двигаясь, словно в танце рабыня убирала со стола остатки ужина, уложив всё в корзину посмотрела на Идоменея с обожанием вновь одарив его сияющей улыбкой.
– Иди! – махнул он на девушку рукой и засмеялся, – Поздно уже, завтра вставать чуть свет.
Хиона вышла в весеннюю ночь, прохладную, тихую и удивительно звёздную. Сделав несколько шагов, замерла, звёзды упав в тёмную воду бассейна серебристыми фонариками дрожали у её ног. «Я свободна!» – сказала она звёздам, те ответили ей мягким мерцающим светом.
____________________________________________________________________________________________________
Пантикапей – столица Боспорского царства, сегодня г. Керчь
Боспор или Боспорское царство – античное государство в Северном Причерноморье.
Боспорский царь – в Боспорском царстве было монархическое правление.
Дорийцы и ионийцы – греческие племена.
Неаполь Скифский – город, заложенный скифским царём, сегодня г. Симферополь.
Неаполь – в переводе с греческого «Новый город»
«Прометей» – трагедия Эсхила.
Мнемозина – богиня памяти, познания.
Глава 14. Ещё одно предложение
«Дын! Дын! Дын!»
Сквозь вязкий полуденный сон Майя слышала, как кто-то стучит молоточком по медному диску у входной двери. Просыпаться не хотелось, любое движение было пыткой в такую жару. В последний месяц лета на Ольвию обрушился небывалый зной. Под жгучими лучами солнца вся зелень в городе пожухла, дорожки и площади засыпала увядшая раньше времени листва. Днём на улицах не души, молчат кузницы и мастерские, закрыты двери лавок, опустели чаши фонтанов, иссякли многие источники и колодцы. Только к вечеру город немного оживал, горожане торопились переделать свои дела до наступления темноты, после короткой душной ночи приходил стремительный рассвет, и златокудрый Гелиос снова выкатывал на голубой небосвод свою ослепительно сверкающую колесницу.
«Дын-н-н-н-н!» Эгла толкнула Майю в бок острым локтем и сонно пробормотала: «Слышишь, Майя? Стучат».
Девушка нехотя поднялась с просторного ложа, на котором отдыхала в жаркий день вместе с подругой. Узел ленты ослаб, освободившиеся пряди упали на плечи, затылок сразу взмок. Майя подхватила волосы и закрутив их узлом на макушке осмотрелась. В комнате с плотно закрытыми ставнями, чтобы внутрь не проник нагретый воздух, было темно. Эгла не успела найти свой хитон, как снова раздался металлический стук дверного диска. «Иду, иду!» – сердито пробурчала она, торопливо заворачиваясь в льняную простыню.
Молодой темноволосый раб, в набедренной повязке и сандалиях, стоял на пороге дома.
– Надо госпожу Эглу, – сказал невольник.
– Зачем она тебе?
– Господин велел передать…, – раб прикрыл глаза и быстро проговорил выученный наизусть текст, – мой благородный господин, хозяин городской верфи, передаёт привет прекрасной госпоже Эгле, и извещает её о том, что получил письмо от благородного господина Идоменея из Прекрасной Гавани, в котором тот сообщает о своём скором приезде.
