– Приветствую тебя, Нисифор, – сухо ответила Федра.
Немного смущённый таким приёмом мужчина бросил взгляд на Галену, затем перевёл его на Клитию. Девушка еле заметно пожала плечами, мол сама ничего не понимаю.
– Галена, Клития, оставьте нас, – скомандовала Федра, затем обратилась к управляющему – я знаю Нисифор, что ты верный слуга моего мужа, понимаю, что просьба моя покажется тебе странной, но я руководствуюсь не праздным любопытством, поверь. Клянусь, что всё сказанное здесь и сейчас останется между нами, видишь, я и служанок своих отослала.
– Что же хочет узнать от меня госпожа? – осторожно спросил мужчина.
– Восемь лет назад мой супруг настоял на отъезде Агафокла в Ольвию. Почти два года мой племянник провёл вдали от меня. Что это было, Нисифор? Изгнание?
– Я ничего не знаю об этом, госпожа, – твёрдо произнёс Нисифор.
– Нисифор! Ты не только слуга моего мужа, но и мой, я хочу получить ответ на свои вопрос.
– Я могу рассказать вам обо всём, что касается жизни в поместье, госпожа. Вмешиваться в дела господ и тем более обсуждать их жизнь я не имею права.
– Это было изгнание? Да или нет, Нисифор?
– Пощадите, госпожа…
– Одно лишь слово, – настаивала Федра.
– Умоляю, позвольте мне уйти, – Нисифор строго взглянул женщине в лицо.
И Федра отступила.
– Что ж, что ж…, – Федра кусала губы в досаде, – Ты можешь идти, по возвращению в посёлок отправь кого-нибудь в город, пусть гонец известит моего племянника, что я прошу его как можно быстрее приехать в Тритейлион.
– Не пожелает ли госпожа написать письмо для господина Агафокла?
– Нет, письма не будет.
После ухода управляющего в ротонду заглянула Галена, увидев служанку Федра произнесла:
– Он ничего не сказал мне…
– Я предупреждала вас, госпожа.
– Вернёмся в дом, Галена, как я устала за это утро!
Раб посланный в города вернулся под вечер с сообщением, что господин Агафокл посетит Тритейлион завтра, в первой половине дня.
За ужином Федра со вздохом сказала Галене:
– Во всём этом есть и моя вина.
– В чём вы себя вините, госпожа?
– Мне нужно было хоть иногда выбираться в Прекрасную Гавань. Участвовать в городских праздниках, общаться с подругами, приглядывать за племянником… Сколько лет я потеряла, сидя в поместье!
– Приглядывать за племянником? – переспросила Галена, – Госпожа, вы забыли, что он давно не мальчик, а взрослый муж.
– Но Идоменей хотел, чтобы я жила в поместье, – продолжала Федра.
– Потому что ревновал вас, не желал, чтобы вы оставались одна в городском доме, ведь он всё время был в разъездах.
Эти слова служанки Федра тоже пропустила мимо ушей.
– Разве он виноват в своём сиротстве? Что лишился отца в младенчестве? Некому было подсказать, поправить…
– Легли бы в постельку, госпожа. Я вам подушки взбила и полог сетчатый опустила, чтобы насекомые вам не досаждали. Завтра встанете отдохнувшая, со свежей головой, да и приметесь за дела, – тихим убаюкивающим голосом уговаривала Федру служанка.
– Пожалуй, – зевнула Федра.
– Вот и хорошо. Позвать Хиону, чтобы почитала вам перед сном?
– Не надо, – ответила хозяйка гинекей укладываясь в постель.
Загасив светильники и поставив на туалетный столик маленькую, мерцающую голубоватым светом лампадку, Галена удалилась в свою комнату. Но лечь в постель – ещё не значит уснуть. Некоторое время Федра пыталась принять удобную для сна позу, но всё время что-то мешало: то край обшитой шнуром подушки царапал щёку, то концы волос щекотали и кололи кожу, затем женщине показалось, что одеяло слишком тяжело и она скинула его с себя, оставшись под тонкой простынёй. Скрипнула ставня, Федра вгляделась в тёмный проём распахнутого окна. «Как ей завтра вести себя с Агафоклом? Выбранить за неподобающее поведение? Не оскорбится ли он? Будет всё отрицать или раскается?» Мысли о предстоящей встрече с племянником так и не дали Федре уснуть. Как только небо в окне посветлело, она поднялась. Накинув на голое тело халат Федра уселась в кресло, что стояло напротив окна и принялась ждать рассвет. Взгляд женщины упал на столик, на нём лежал свиток – письмо от сыновей. Она взяла его в руки и принялась перечитывать. Первая часть послания была написана рукой старшего сына. Алким с восторгом рассказывал, как ему удалось стать компаньоном богатого афинского купца, который вёл торговлю с Египтом и странами Востока. Юноша испытывал особую гордость за эту сделку, заключённую самостоятельно, без поддержки со стороны отца. «Удачи тебе, сынок», – прошептала Федра. Дальше письмо продолжил Макарий. Ещё раньше Федра поняла, что у младшего сына дар повествования. Его истории, наполненные множеством мелких деталей, были яркими и живыми. Отложив письмо Федра смахнула слезу. Слава богам, у её мальчиков всё идёт хорошо, кажется Идоменею – отцу требовательному и в то же время любящему, удалось научить детей правилам жизни. Увы! С Агафоклом так не получилось…
Этим ярким летним утром Хиона спешила в сад, куда ранее с большой корзиной ушла Клития. Девушки должны были встретиться возле огорода с пряными травами и до наступления дневной жары нарезать астрагона* – пряной травы, которую затем необходимо было связать в пучки и подвесить сушиться под крышей придомовой галереи. После того, как господин Идоменей снял с Хионы бремя Нисифоровой любви, жизнь девушки заиграла прежними красками. Исчезло чувство вины перед подругой, правда оставался ещё Нисифор, но юная рабыня за лето не разу не появилась в посёлке рабов, а сам управляющий редко бывал в верхнем Тритейлионе. Клития в последнее время тоже повеселела, её возлюбленный, наконец, выздоровел и стал свободен от принятых на себя обязательств. Хиона одним прыжком преодолела несколько ступеней и улыбнулась: «Как легко!» Это ощущение полёта было следствием лёгкости, что теперь царила в душе девушки. Казалось, стоит ей посильнее оттолкнуться от земли, взмахнуть руками и воспарит она под самый небесный купол.
Агафокл издали увидел Хиону и спрятался за деревом, чтобы не спугнуть её раньше времени. После происшествия весной в саду, Агафокл заметил, что девушка его всячески избегает. Едва завидев племянника своей госпожи, юная рабыня юркала в ближайшую дверь, при встрече в саду сворачивала в боковую аллею. Притаившийся Агафокл рассматривал ничего не подозревающую Хиону отмечая, что за последнее время рабыня подросла и похорошела. За лето пряди волос у девушки выгорели и приобрели серебристый оттенок, кожа не потемнела от солнца, а покрылась лёгким золотистым загаром. Это сочетание серебра с золотом делало молоденькую рабыню похожей на дочь солнечного божества. Только коротенький хитон из сероватого домотканого полотна, портил образ «юной богини». «Вот, если бы снять с неё эту грубую тряпку и окутать тончайшим воздушным виссоном», – подумал Агафокл, – «А ещё лучше, оставить нагой». Мысленно раздевая девушку, Агафокл почувствовал, как вспотели его ладони. «Кожа у неё, наверное, гладкая и прохладная, как поверхность мраморной статуи». Мужчина сглотнул слюну представляя, как касается тела рабыни, как скользит его ладонь к груди девушки, затем обхватывает и сжимает этот упругий холмик.
