— Фамилию я его не знаю. Он спросил, как меня зовут. Я
ответила — Стефани, поэтому он сказал, что его зовут Джим, это все, что я знаю.
Вы же понимаете, что такое «голосовать» на дорогах. Человек останавливается и
берет вас в машину. Вы никогда его раньше не видели и никогда больше не
увидите. Глупо сидеть в машине и говорить «мисс» и «мистер». С другой стороны,
не будешь же ты всякий раз говорить «послушайте»… Так что когда человек
соглашается подвезти меня и спрашивает, как меня зовут, я называю ему свое имя,
он — свое, и приятно думать, что меня это ни к чему не обязывает, что я остаюсь
для него анонимной.
— Не становятся ли они дерзкими?
— Случается. Некоторые из них.
— Но не большинство?
— Нет. Вообще-то они ведут себя довольно прилично. Вы же
знаете, как мужчина обычно вступает в контакт с женщинами. Заводит обычный,
ничего не значащий разговор, но уже сразу можно сказать, делает он это из
вежливости или же зондирует почву.
— А как насчет того человека, который подобрал вас в
Бейкерсфилде?
— Ну, шли сразу четыре машины одна за другой, на большой
скорости, а эта машина следовала за ними.
— Это было близ кольцевой транспортной развязки?
— Да.
— Значит, вы не можете утверждать, что машина шла из
Бейкерсфилда?
— Не могу. Впрочем, я не знаю точно, где проходит эта
транспортная развязка.
— Весьма возможно, что Хоман лжет. И если это так, то
уличить его во лжи можно, только разобравшись со временем угона его машины… А
теперь опишите поподробнее человека, который вел машину.
— Ему года тридцать два, тридцать три. Он был… в нем много
напористости, чтобы не сказать — нахальства. Многим девушкам, уж не знаю
почему, такие мужчины нравятся. Я никогда этого не понимала. Сначала он проехал
мимо. Думаю, присматривался ко мне. Потом остановился и заставил пройти до его
машины. Не подал назад. Когда я влезала, он оценивающе посмотрел мне на ноги. У
него был самоуверенный вид, как будто он не сомневается, что любая девушка
потеряет из-за него голову. Не могу сказать, откуда такое зазнайство. Люди
такого сорта идут по жизни не… Ох, вы прекрасно знаете мужчин подобного типа.
— Знаю, — кивнул Мейсон, — но мне нужно как можно больше
деталей. Вы не уловили из его разговоров, как он зарабатывает на жизнь, чем
занимается?
— Нет. Об этом он не говорил. Я поняла только, что он
страшно торопился в Лос-Анджелес — он сказал, что его ждет там кое-какая
работа. У него темные глаза, но не черные, а скорее темно-карие. Я его как
следует не рассмотрела. Маленькие черные усики, на голове коричневая фетровая
шляпа с зеленым перышком за лентой. Под черным пальто смокинг… Когда он схватил
меня в первый раз, то измазался моей губной помадой. В следующий раз, когда я
забрала ключи, на нем остался след губной помады поперек рубашки и красный
мазок от моего мизинца. А так как он прижал меня к своей накрахмаленной
манишке, то и на ней, по-видимому, осталось пятно.
— Что случилось с вашей помадой?
— Она у меня в сумочке. Вы знаете, как девушки подмазывают
губы? Они дотрагиваются помадой до губ, потом размазывают ее равномерно
кончиком пальца. Мужчинам не нравится, когда их пачкают губной помадой. Когда
этот тип начал приставать ко мне, я немного испугалась и очень густо намазала
губы. И мизинец у меня был весь в помаде.
— Но во время аварии вы ухитрились снова спрятать помаду в
сумочку?
— Да, перед самой аварией.
— А затем вытащили ключ зажигания?
— Совершенно верно.
— И что вы с ним сделали?
— Я… постойте, помнится, я бросила всю связку в сумочку.
— А где ваша сумочка?
— Какое-то время была в полиции, а вчера мне ее вернули.
— Вы в нее заглядывали?
— Взяла то, что мне было нужно, пудреницу и…
— Где она?
— В шкафу, вон в том ящике.
Мейсон выдвинул ящик, извлек черную, видавшую виды сумочку и
протянул ее Стефани. Девушка раскрыла ее, пошарила внутри, потом с раздражением
высыпала все содержимое на постель.
— Вот, пожалуйста! — воскликнула она, протягивая ему колечко
с ключами.
Мейсон осмотрел все три ключа на кольце.
— Один от машины, — сказал он. — А вот эти два похожи на
ключи от дома.
— Пожалуй.
— Здесь нет ни одного вашего ключа?
— Нет.
— Вы что-нибудь говорили полиции про эти ключи?
— О том, что они находятся у меня, нет. Я рассказала одному
из детективов, что, когда тот человек начал приставать ко мне, я выключила
зажигание и выдернула ключи.
— Он спросил вас, где они? Стефани рассмеялась:
— Нет, он не поверил ни одному моему слову. Он слушал меня
только потому, что обязан был выслушать, и все.
— Вы хорошая актриса? — поинтересовался Мейсон.
— Не знаю. А что?
— Если я заберу сейчас эти ключи и передам их полиции, это
будет выглядеть подозрительно.
— Почему?
— Они удивятся, почему вы раньше ничего о них не говорили.
— Великий Боже, мистер Мейсон, я же побывала в аварии.
— Знаю… Послушайте, а что, если мы подождем, пока вы
поднимитесь на свидетельское место, и я попрошу вас рассказать о событиях того
вечера. Притворюсь, что думаю, будто в момент аварии эти ключи были у вас в
руке и где-то затерялись, но «для порядка» спрошу вас, так ли обстояло дело. Вы
на мгновение задумаетесь — сможете изобразить на своем лице такое же
озадаченное выражение, как сейчас? — и скажете, что вроде бы бросили их себе в
сумочку. После этого я спрошу про сумочку, и вы извлечете их в присутствии
членов жюри. Сможете вы это проделать?
— Не знаю. Попытаюсь. Девушке не удастся долго удержаться на
«смазливом месте», если она не научится как следует притворяться.
— Что значит «смазливое место»?
— О, чтобы работать в табачном киоске или в гардеробе
ночного клуба и тому подобных местах, надо иметь смазливую внешность, отсюда
такое название… Вы не просто работник, но еще и украшение заведения. Там к вам
вечно пристают, и надо уметь защищаться…
— Хорошо, — сказал Мейсон, опуская ключи обратно в сумочку,
— когда у нас будет побольше времени, мы разок порепетируем. Я не хочу, чтобы
вы повторяли это несколько раз — все будет выглядеть слишком театрально. Мне
нужно, чтобы ваши действия были спонтанными, естественными. А теперь продолжим.
Попытайтесь вспомнить об этом человеке что-нибудь еще, что-нибудь такое, что
послужило бы ключом к разгадке его личности.
