Хорошо, что дорога из деревни в герцогскую усадьбу не проходила мимо моего дома, а то, боюсь, Верина начнет желать здоровья Его Светлости. Понятно, что это удивит господина Алана, и тот начнет задавать неудобные вопросы. Зря, наверное, я наплела деревенской красавице с три короба, но сделанного не вернуть.
В раздумьях я дошла до околицы, нашла удобный пенек и, опираясь на него, влезла на спину животинке. Кстати, как зовут мерина, я не помнила. То ли сапог, то ли ботинок, в общем, какая-то обувь, но, кажется, не валенок. Или все же валенок?
– Ты валенок или кто? – поинтересовалась я вслух, поправляя котомку.
– Валенком меня еще никто не называл.
Я икнула от неожиданности, но тут же опознала голос Алана.
– Это я вслух вспоминала имя мерина. Его зовут ботинок или валенок, или как-то так. Точно помню, что какая-то обувь.
– Оригинальное имя, – то ли одобрил, то ли осудил мой спутник. – Может, сапог?
Мерин не реагировал.
– Ботинок? – включилась я.
– Туфля? – предложил посыльный.
– Лапоть?
– Тапочек?
Мерин по-прежнему демонстрировал вселенское спокойствие, не отзываясь ни на одно имя. Мы переглянулись с Аланом и расхохотались.
Часть I. Глава 2. Малфест
Норовистый харисиец перестал рваться вперед и подстроился под невысокую скорость животинки старосты, солнце поднялось в зенит, припекая плечи и голову, длинный лесной участок закончился, и теперь вокруг расстилалось разнотравье, а мы с Аланом все вспоминали обувь.
– Мокасин? – предложил мой спутник.
– Вряд ли наш Донт вообще знает, что это такое. Он не интересуется ничем, кроме родной деревни, а тем более обувью восточных кочевников*, – отвергла я.
________
*Похожая на мокасины обувь есть и в этом мире, но, конечно, не у индейцев.
________
– Тогда дерби?
– А это не знаю уже я.
– Это такие туфли с открытой шнуровкой, – пояснил слуга герцога.
– Сандалии были, долбленки тоже, галоши называли. Как же тебя зовут? – поинтересовалась я у мерина так, как будто он мог ответить.
Некоторое время прошло в молчании. Алан расслабился, и я уже было собиралась поинтересоваться причиной, по которой я еду к Его Светлости, но старший посыльный меня опередил:
– Между прочим, в «Укладе о призыве» дословно сказано следующее: «мужчина, призывающийся на службу», а ты явно не мужчина.
– А зачем тогда дали кошель? Да еще и так много?
– Понравилось, как ты себя держала. Но ты же понимаешь, что вела себя слишком дерзко? Его Светлость был бы недоволен таким поведением.
– И это замечательно! Может, тогда он отправит меня назад.
– Не отправит, даже и не думай об этом, – резко предостерег Алан, – только вот твое положение станет совсем уж незавидным. Герцогу Ранскому ничего не стоит надавить: и ты, и твои родственники – его подданные. В его власти наказать за неповиновение и дерзость, наказать не только тебя, Стана.
Я сглотнула, только представив, что может сотворить герцог с бабушкой и братом. Нет уж, подставлять родных я не буду.
– Что ему от меня нужно? – голос опять охрип.
– Этого я не могу тебе сообщить, но от своего плана Его Светлость не откажется, даже если придется связать тебя и возить с кляпом во рту. Надеюсь, ты осознала серьёзность ситуации?
От тона Алана между лопаток пробежал холодок, я передернула плечами:
– Да.
– Ну что ж, я рад, что мы достигли взаимопонимания, – кивнул мой спутник и как ни в чем не бывало продолжил, – часа через три найдем где-нибудь место и перекусим, а к вечеру будем в «Трех соснах».
***
До трактира добрались в сумерках. Владелец «Трех сосен» хорошо знал Алана, поэтому принял нас по высшему разряду. Едва добравшись до своей комнаты, я повалилась на кровать и мгновенно уснула.
На следующее утро, открыв глаза, я не сразу вспомнила, где нахожусь. Большая кровать, вместо сундука, на котором я спала дома, беленая простынь, высокий потолок, небольшой умывальник в уголке, незнакомые запахи и звуки из приоткрытых ставень – все было непривычно и незнакомо.
Почти целый день в седле не прошел для меня без последствий. Я умудрилась растереть себе зад и внутреннюю часть бедер. К сожалению, мази от мозолей взять не догадалась.
Приведя себя в порядок, спустилась на кухню и застала там кухарку. Тучная, еще не старая женщина накормила меня завтраком и даже выделила травок и место на плите, чтобы приготовить примочку от мозолей. Вскоре поднялся посыльный, и мы, не задерживаясь, выехали к поместью.
Наш путь пролегал мимо города Малфеста – центра Ранской провинции, и чем ближе мы подъезжали к городу, тем больше людей встречали на дороге. В замок герцога можно было попасть, не заезжая в город, но Алан даже не посмотрел на дорогу, ведущую к поместью. Ну что ж, едем в Малфест. Возможно, там у слуги герцога какие-то дела.
Последний раз в Малфесте я была почти год назад, осенью, на традиционной Ярмарке Урожая. С того времени в городе ничего не изменилось: те же, стоящие в притирку друг к другу, дома с балконами, нависающими над тротуарами, пыльные, извилистые улицы, слабый запах гари и чего-то кислого, множество людей и горластые торговцы. Разве что, количество нищих и калек увеличилось, что совсем неудивительно после только что закончившейся войны.
Вскоре мы подъехали к трактиру «Серебряный рог» (не самому дорогому в городе, но и не самому дешевому). Алан уверенно слез с лошади и передал поводья подбежавшему мальчику-конюху, я медленно сползла с мерина, удостоившись сочувствующего взгляда от паренька. Алан вздернул бровь, но никак не прокомментировал мое состояние.
– Зачем мы сюда приехали? – поморщившись, спросила я, – усадьба Его Светлости совсем недалеко, и мы вроде ехали туда или планы поменялись?
– Не поменялись. Здесь мы снимем комнаты. Ты приведешь себя в порядок, мы купим платье, туфли и все остальное. Потом я найму экипаж, и после этого мы приедем в замок.
С каждым словом Алана мои брови поднимались все выше, а к концу монолога, наверное, слились с волосами.
– Но зачем? Зачем это все?
– Это тебе объяснит Его Светлость.
Мой спутник вышел из конюшни и направился в таверну, я поковыляла следом, шепотом озвучивая свои мысли:
– Ничего не понимаю…
Я должна произвести на кого-то впечатление? Мысли теснились в моей голове, пихая друг друга, мозг выдвигал теории одна фантастичней другой, но все эти догадки вдребезги разбивались о рациональность и здравый смысл.
