– Сразу справа – кухня. Она проходная, рядом с ней – комната, она небольшая, но уютная. Если пройти прямо от входа, тут еще одна комната. А налево - туалет и ванная. Наверху еще три комнаты, есть выход на чердак. Здесь чисто: убрались к нашему приезду. Но полы довольно холодные. Это не страшно, я все нагрею, дай только немного времени. Как тебе дом?
– Волшебный, – прошептала я.
Запах дерева и лака, который отчим приносил из столярной мастерской, незаметно присутствовал и в этом доме, делая его до боли родным и близким. Конечно, Хонт и Брэй не были резчиками, они делали мебель. Крепкую, надежную, недешевую, но без излишних «украшательств», как говорил отчим. И все же профессия столяра и резчика по дереву очень близка. Словно я попала в тот дом, который стал мне родным, и который мы с Иржи вынуждены были продать, чтобы погасить долги на лечение матери.
Я разулась и прошлась по холодному паркету, кончиками пальцев погладила деревянную вешалку (на ней красиво изогнутые шеи лебедей выполняли роль крючков) и улыбнулась. Воспоминания о том счастливом времени, когда мы жили с отчимом и братьями все вместе, накатили внезапно.
– Стана? – Хранитель подошел близко. Кажется, он что-то спрашивал, но я не слышала. – Ты плачешь?
Я растеряно провела по щеке, ощущая влагу.
– Если тебе не нравится дом, – обняв меня, обеспокоено сказал Ллойд, – то выберем другой. Я пока только снял его в аренду, но…
– Не надо другой. – Ком в горле мешал говорить. – Тут так чудесно.
– Почему ты плачешь? – Мой хранитель нежно вытирал слезы с моих щек.
– Мама и Хонт… – прошептала я.
– А кто такой Хонт?
– Мой отчим. Мама вышла замуж за него. Он был вдовцом с двумя детьми. Старший – Брэй, а младший – Иржи. Тогда я тощая была, хилая, мне бывшая соседка клок волос вырвала, потому что видела, как я якобы её жениха соблазняю. И с того времени меня звали цыпой ощипанной или просто ощипанной. Я стеснялась себя, мне казалось, что я – уродина. И тогда Хонт подарил мне игрушку лебедя. Деревянного. И сказал, что птенцы у лебедей неказистые, зато взрослые птицы потрясающе красивы. Вот и я такая: обязательно вырасту красивой. И когда меня дразнили уродиной и ощипанной, я вспоминала игрушку и про себя повторяла, что я – лебедь и обязательно стану красивой.
Пока я рассказывала, Ллойд аккуратно снял с меня плащ и повесил на вешалку.
– Твой отчим удивительно прозорливый человек, – снова обнял меня хранитель.
– Был. Он погиб, и Брэй тоже. Сгорели в мастерской. И мама умерла. А тут, посмотри, на вешалке лебеди. – Я снова погладила изогнутую шею. – Деревянные. И весь этот дом. Тут пахнет похоже, пахнет счастьем. Пахнет чем-то родным. Кажется, сейчас мама выйдет из кухни и скажет: «Пора ужинать, но сначала мыть руки!». Или Хант и Брэй придут с работы, а у них в волосах мелкая стружка…
Неожиданно для себя я разрыдалась. Слезы лились рекой, я всхлипывала, цепляясь за одежду Ллойда, и не могла остановиться. А он поднял меня на руки и куда-то понес.
После смерти матери я плакала один раз. Думала, что тогда все выплакала. И решила больше не буду плакать. И выполнила своё обещание: просто некогда было предаваться печали, я заперла свою боль глубоко внутри, закрыла семью дверями, тремя замками, забила досками, завесила цепями. Я должна была быть сильной, чтобы заботиться о близких, чтобы сохранить семью. Хотя бы часть семьи. И все так и было. Я справилась. Но этот дом… он словно что-то надломил внутри. Цепи, замки, двери в моей душе сломались, и вся боль, что была внутри долгое время, сейчас выходила слезами.
Очнулась я на коленях у Ллойда, уткнувшись ему в плечо. Он как-то расплел мою прическу, вытащил все шпильки, ласково гладил по волосам и тихо шептал:
– Маленькая моя, какая ты хорошая. Милая. Красивая. Какая удивительная. Моя жена. Самая лучшая. Все теперь хорошо будет, лебедушка моя.
Затаив дыхание, я с удивлением прислушивалась к голосу Ллойда, в котором сейчас чувствовалось столько тепла и любви. Неужели он что-то чувствует ко мне, или это просто жалость? Не похоже на жалость.
– Ну, вот и все. – Ллойд провел ладонью по моей спине. – Прошлое должно остаться в прошлом. Стало легче?
– Да, – пролепетала я, немного отстранившись.
На рукаве хранителя красовались мокрые черные разводы. Ох, Творец! Я ж рыдала, уткнувшись в его плечо, замазала дорогую рубашку. Надеюсь, её можно отстирать. И лицо теперь у меня словно грязью заляпано. Пока я осознавала, как сейчас выгляжу, Ллойд аккуратно посадил меня на кресло, а сам подошел к плите. Только тут я обратила внимание, что находимся мы на кухне. Похоже, кресло сюда принес хранитель. Он вообще любил такие кресла: широкие, тяжелые, с низкими мягкими подлокотниками и высокой спинкой.
– Я заказывал продукты, значит, должны быть травы какие-нибудь, – бормотал хранитель, по очереди открывая двери навесных шкафчиков. – А, вот, нашел! Сейчас сделаю тебе горячего чаю.
Заметив, что я стараюсь незаметно убрать со щек потекшую косметику и не испачкать при этом платье, Ллойд сунул мне в руки платок, а сам занялся приготовлением еды. В одном из шкафов он обнаружил сумку и с упоением в ней копался. Я же старалась привести себя в порядок. И без зеркала было понятно, что выгляжу ужасно. Еще волосы торчат в разные стороны.
В салоне их укладывали с помощью какого-то средства, и, надо сказать, прическа продержалась долго, даже тяжелый капюшон и ветер не смогли растрепать её. Однако сейчас, потеряв все шпильки, волосы демонстрировали начес пьяного дикобраза. Глаза, понятное дело, опухли и покраснели, нос тоже… может, и не опух, но покраснел точно, платье помялось. Красотка, ничего не скажешь.
По-хорошему, сейчас надо искупаться, тщательно вымыть и расчесать волосы, но вряд ли в холодном и нежилом доме есть горячая вода. Но я забыла, что Ллойд – сильный маг, и разжигать огонь, чтобы приготовить чай, ему не нужно. Буквально через пару минут он поднес мне кружку, над которой вился парок.
Горячее питьё пришлось кстати: только взяв в руки чашку, я почувствовала, насколько замерзла. Медленно потягивая чай маленькими глотками, я смотрела на Ллойда. Засучив рукава, он растопил печь, запустил отопление, достал и разложил продукты из сумки. Плохая из меня выходит жена, раз мои обязанности исполняет супруг.
– Ллойд, давай, помогу. – Я начала вставать из кресла, но хранитель сразу оказался рядом.
– Сидеть! – Приказал он, – ты еще не согрелась.
Я снова устроилась в кресле, а Ллойд куда-то умчался. Вернулся он с большим, пушистым пледом. Не успела опомниться, как он завернул меня в него и усадил себе на колени. Свободными остались только руки, а ниже я выглядела, как гусеница, потому что была плотно укутана в одеяло. Похоже, Ллойд применил какую-то магию, чтобы так сноровисто спеленать меня.
– Юбка у платья окончательно помнется… – констатировала я.
– Если бы я начал снимать с тебя платье, то обязательно увлекся: снял бы и все остальное заодно, – признался Ллойд, провокационно наклонившись к самому уху. Его прерывистое дыхание щекотало чувствительную кожу. – С того момента, как увидел тебя в храме, мечтаю только об одном: избавить тебя от платья.
