– Кен-на… – прошептал Льеф.
Кена уткнулась носом ему в плечо. Так они и уснули – найдя силы только на то, чтобы укрыться плащом.
Глава 10. Друг
Льеф проснулся первым. Кена лежала в его объятиях, и, приподнявшись на локте, северянин какое-то время разглядывал южанку и думал о том, как хорошо было бы просыпаться так каждый день, удерживая её в руках.
Он шевельнул кистью под плащом. Забрался под рубаху и огладил тело Кены – тёплое и нежное.
Кена пошевелилась, но глаз не открыла. Льеф провёл пальцами дальше, изучая её. Затем наклонился и поцеловал чуть ниже подбородка.
Кена едва заметно запрокинула голову.
– Ты не спишь, – прошептал Льеф и прикусил тонкую кожицу у неё на шее.
Кена не ответила, только обняла его одной рукой, и Льеф понял это как приглашение продолжать.
Кена закусила губу и тяжело задышала.
Потом замерла, во все глаза глядя на Льефа. Льеф наслаждался тем, что видит. Кена, хрупкая и неземная, сейчас была полностью доступна для него.
Льеф осел на неё, тяжело дыша.
Кена обняла его. Ладони чужачки скользили по широкой спине северянина.
– Льеф, я люблю тебя… – прошептала Кена.
Льеф не нашёл сил ни подняться, ни ответить. Только прошептал едва слышно:
– Сердечко моё…
***
Немного придя в себя, они доели остатки ужина, собрали вещи и снова взобрались на коня.
Кене, сидевшей спереди, казалось, что она тонет в исходящем от Льефа тепле. В мягком мехе куртки и твёрдой уверенности его рук, державших поводья.
Она снова задремала, и большую часть пути провела в полусне. Ещё дважды они останавливались на ночной привал, а на третий день добрались до королевского двора.
– Льеф! – Сигрун стала первой, кто увидел их и узнал, потому что изба её стояла на самом краю.
Она хотела было обнять северянина, но замерла, с удивлением глядя на закутанную в волчий плащ рабыню. Не укрылись от взгляда лекарки и длинные волосы, сбегавшие по плечам девушки – совсем как у свободных людей.
– Я вижу, заклятие не прошло, – спокойно сказала Сигрун.
– Что с того? – Льеф только крепче прижал Кену к себе.
– Ничего, – Сигрун пожала плечами и чуть отступила.
– Как у вас здесь дела? Какие-то новости есть?
– Дочь кузнеца, говорят, от Феагунда, сына Эрика, понесла. Да только отец не станет сына признавать. Эрл из Ларвика прислал своих людей – говорили с конунгом, чтобы торговать у нас шерсть. Да ещё Иблан на зимнем пиру встал да и дал обет, что походом до самой земли султанов дойдёт. Все бегают, собирают корабли… Спорят, одумается или нет. А ты езжай к Руну, он тебя ждёт.
– Сначала Эрику покажусь. Пусть знает, что я здесь.
Сигрун не спорила. Они распрощались и разошлись. Льеф пустил коня в рысь, но чувство покоя, всю дорогу сопровождавшее Кену, теперь развеялось. Да и тело Льефа напряглось за её спиной.
***
В доме Эрика – похожем на тот, что принадлежал Хальроду, но только превышавшем его в размерах в несколько раз – каждый из сыновей имел собственную спальню, в которой стояла довольно широкая, укрытая пологом и застеленная пуховой периной кровать. И хотя Льеф не являлся одним из сыновей и должен был спать в пристройке, предназначенной для его корабельной дружины, конунг с почётом принял пасынка и приказал тотчас же приготовить для него покой.
– Что нового, мой господин? – спросил Льеф. – Слышал я, Иблан собрался в страну султанов войной? Как бы не натворил он дел, с кем тогда будем торговать?
Конунг поморщился.
– Пусть плывёт, – сказал он, – он бы ещё в Винланд корабль снарядил. Дураков закон не берёт. А я вот, Льеф, хотел с тобой поговорить.
Он поманил Льефа к себе, и тот подошёл.
– Нужно бы к горцам Британским снарядить поход. Эрлы Ларвика хотят покупать у нас шерсть. А столько товара, чтоб с ними торговать… нет. Я пообещал им, что осенью мы привезём шерсть в Ларвик, но нужно ее достать, а у скоттов этого добра полно.
– Дело верное. Рун легко соберёт людей.
Эрик прицокнул языком.
– Рун… Рун, конечно, людей соберёт. Но ты проследи, чтобы корабли снарядили хорошо. И чтобы Рун не перепутал запад и восток, когда пойдет по морю. Доверяю это тебе.
В следующую секунду глаза Эрика замерли на Кене.
Пленница, стоявшая у Льефа за спиной, поймала его пристальный взгляд. Ей стало неуютно, и она инстинктивно провела по волосам рукой, но от этого получилось только хуже: в глазах Эрика блеснул неприятный огонёк.
– Я вижу, обручье, что я тебе подарил, ты отдал своей рабыне.
Льеф замешкался на секунду, вопрос застал его врасплох.
– Она спасла мне жизнь, – нашёлся он. – Зимой я провалился под лёд. А она меня вытащила.
– Ты рыбачил вместе с рабыней?
– Она собирала рыбу в корзины.
– А зачем твоей рабыне волосы как у свободной жены?
– Разве я не вправе иметь рабыню, которая будет радовать мой глаз?
– Ну… хорошо, – нехотя согласился конунг, но Кена отлично видела, что он не поверил ни слову. – Рун вечером зайдёт к тебе. Он всю зиму о тебе вспоминал.
Льеф кивнул.
– Буду рад с ним увидеться. Я тоже по нему скучал.
Они покинули палату, в которой конунг проводил приём, и едва остались вдвоём, Кена потянула Льефа за плащ. Тот обернулся и непонимающе посмотрел на неё.
– Льеф, пожалуйста, тебе лучше это забрать, – Кена протянула ему браслет.
– Хочешь сказать, что не принимаешь мой дар? – в голосе Льефа прозвенел непривычный металл.
– Я… – Кена запнулась, начиная понимать, что попала в ножницы чужой культуры, которую пока до конца не понимала. Как конунга оскорбило то, что Льеф отдал кому-то его дар, так и Льеф сейчас явно собирался оскорбиться на неё. – Льеф, я ценю честь, которую ты мне оказал, – медленно, тщательно подбирая слова, произнесла Кена, – но я уважаю твоего вождя. Этот дар и его судьба предназначены тебе.
– А я предназначил их тебе, – Льеф взял Кену за руку и без особых церемоний защёлкнул у неё на запястье браслет. – Может, ты захочешь вернуть и плащ?
Кена инстинктивно опустила ладонь на пушистую шкуру, которая напоминала ей о Льефе ночью и днём в течение всей этой долгой зимы.
– Нет, – она поникла, – но то, как ты относишься ко мне, принесёт тебе много бед.
– Я – свободный человек. Мои чувства никого не касаются.
Кена склонила голову набок и с лёгкой насмешкой посмотрела на Льефа. Она, как и Льеф, выросла при дворе – потому что шатёр её отца тоже был своего рода двором – и её удивляло, что Льеф не понимает таких простых вещей.
