Оба противника заготовили по три щита и прикрывались по очереди. До тех пор, пока хоть один из щитов был цел, бойцы не смели сойти с плаща, но могли отступить до «столбов». Когда же все три оказались бы разбиты, сходить с места уже было нельзя.
Рун начинал бой. Меч его с силой опустился на щит Льефа, но скользнул вбок.
Теперь наступила очередь Льефа нанести удар – но и Рун выдержал напор.
Так бились они до тех пор, пока все шесть щитов не оказались разрублены.
Когда же распался под ударами последний, бойцы больше не могли сойти с плащей и на шаг, и лишь клинками они могли отбиваться. С этого момента побратимы сражались только мечами, настал решающий момент для поединка. Даже случайное касание ногой граничного столба принималось за отступление, если же кто-то заденет столб обеими ногами – то будет признан сбежавшим с поля боя.
Противники наносили удары один за другим.
Обычно бой длился до того момента, пока один из воинов не получит ранение – и кровь его не стечёт на плащ. Но ни Рун, ни Льеф не оставили поединка, даже когда оружие падало из рук.
Бой длился несколько часов, а у Льефа кровоточило плечо, когда Рун ударил его с такой силой, что куртка оказалась прорублена насквозь. Тело Льефа пронзила боль. Он вскрикнул, но устоял. Через всю его грудь тянулся глубокий порез.
Льеф понял, что долго не выстоит. Бой подходил к концу, и только один выйдет из него живым.
Он рубанул изо всех сил. Рун закричал протяжно и горестно, обида и разочарование слышались в его голосе.
– Будь ты проклят… – прошептал он и рухнул на землю. А в следующую секунду и Льеф стал оседать.
Кена с коротким возгласом бросилась к любимому – никто не останавливал её. Она подхватила Льефа на руки, хотя тот был намного тяжелее её, и быстро-быстро зашептала:
– Льеф, Льеф, Льеф… только не умирай. Не оставляй меня одну. Куда бы ты ни ушёл, я последую за тобой. В Вальхаллу или в Сид – мне всё равно…
Эрик медленно подошёл к телу сына. Он не наклонился к нему, потому что даже издали видел, что Рун мёртв.
– Будьте вы прокляты, – прошептал он, – было у меня два сына – не осталось ни одного. Жизнь Руна не оплатить серебром.
Сигрун стояла в толпе, зажав рот рукой. Как никогда ей хотелось броситься вперёд и обнять Руна – но она не была ему ни невестой, ни женой. Слёзы душили её, но ни одна не скатилась по щеке.
– Будьте вы прокляты… – прошептала она одними губами. – Будьте прокляты, Льеф и Рун. Будь проклят и ты, Эрик, не сумевший их остановить. Пусть души ваши вечно скитаются в пустоте и одиночестве, на какое обречена я.
Глава 15. Бесприютные
Какое-то время никто не знал, выживет Льеф или умрёт. Никто, впрочем, и не стремился сохранить ему жизнь: Эрик от него отрёкся, родня Льефа осталась далеко, да и не стала бы она вступаться за пасынка, попавшего в немилость к владыке северных земель.
Даже Сигрун дичилась первое время, так что первую ночь Льеф пролежал у костра, разведённого возле частокола, куда его кое-как дотащила Кена. Костёр горел неровно, да и разжигать его времени толком не было – Кену куда больше занимало то, как обработать рану, потому что хоть она и знала немного заговоры, но куда лучше ведала песни, чем целебную траву.
Опасаясь оставить Льефа одного хоть на секунду, она всё же собрала в окрестностях кое-что из лекарств. Измолола в ступке, которую выпросила на кухне, и нанесла на рану, чтобы не допустить воспаления.
Льеф не приходил в себя несколько часов. Только метался во сне и звал Руна, которого сам же и убил. Кене с трудом удавалось его удержать, чтобы Льеф себе не навредил.
Всю ночь она не спала, сидела около него, в любой миг готовая поднести к губам Льефа целебный отвар, снимавший боль.
Так прошло три дня.
На четвёртый Льеф открыл глаза и увидел склонённое над ним прозрачное лицо в обрамлении червонного золота волос, и ему показалось, что это валькирия явилась забрать его с собой.
Он протянул руку, чтобы коснуться нежной щеки.
Кена тут же перехватила её и поднесла к губам.
– Льеф… – прошептала она, и слёзы навернулись ей на глаза.
Льеф хотел ответить, но голос не слушался, и северянин опять закрыл глаза. А Кена всё сидела, прижав к губам его большую руку, и уже не пыталась скрывать слёз – её всё равно никто не видел. Она забыла о брате и об отце, забыла о своём племени, оставшемся в чужой земле… Весь её мир сузился до исхудавшего, потемневшего лица Льефа и раны, на которую время от времени приходилось наносить мазь.
В конце концов она погрузилась в сон, а проснулась от того, что Льеф гладил её по волосам.
Кена приподняла голову и улыбнулась сквозь слезы, встретившись взглядом с усталыми, но ясными глазами Льефа.
– Бедная моя… – прошептал тот. – Я так тебя и не защитил.
Кена закусила губу и покачала головой. Склонившись, легко поцеловала Льефа в губы, силясь выразить то, на что ей не хватало слов. Решиться повторить то, что выкрикнула, когда думала, что Льеф не выживет, она не могла.
– Кена… – Льеф облизнул потрескавшиеся губы. – Я должен тебя освободить. На тинге.
Кена непонимающе смотрела на него.
– Если я умру, а ты останешься моей рабыней, – сказал он, – ты достанешься моей семье. Если так случится, Кена, беги на юг.
Кена рвано выдохнула.
– Если так случится, – сказала она, но голос её дрогнул, – я последую за тобой. Как рабы и наложницы древних времён следовали в костёр за своим царём.
– Не время для сказок, Кена…. – Льеф устало прикрыл глаза.
– Самое время, – упрямо сказала Кена, – потому что в сказках те, кто любит – находят друг друга. А я хочу найти тебя – даже за чертой.
Льеф снова посмотрел на неё и, приподняв руку, погладил Кену по щеке.
– Я люблю тебя, – сказал он, – мне жаль, что эта любовь была такой недолгой. Жаль, что я так мало смог тебе дать. Если бы у меня был другой шанс, Кена, я бы подарил тебе целый мир. И никогда не позволил бы стать рабыней.
Кена молчала, не зная, что сказать. Ей не нужен был мир, она хотела только одного: чтобы Льеф поправился и остался с ней в этом мире.
– Поспи, – наконец произнесла она, – я дам тебе отвар, что снимает боль. Тебе нужно больше спать, Льеф.
– Не хочу. Хочу успеть ещё немного побыть с тобой.
И всё же, несмотря на боль во вспоротой груди, через некоторое время Льеф погрузился в сон.
***
Когда в очередной раз рассвело, Кена подняла голову с плеча Льефа, протёрла глаза и села. Она увидела стройную фигуру Сигрун в паре шагов.
– Как он? – сухо спросила ведунья.
