Немного успокоившись, Дьюарт снова вернулся в башню и зажег очередную спичку. Он искал хоть что-нибудь, что могло бы подтвердить его теорию. Ничего подобного. Ни одного следа борьбы, закончившейся маленькой трагедией в мире природы. Вообще никаких следов. Просто на камнях были пятна того, чего никак здесь быть не могло. Дьюарт старался рассуждать спокойно и не вспоминать о своих ужасных снах, которые упорно не желали выходить у него из головы; наоборот, они расцветились новыми красками, когда он повторно взглянул на кровавые пятна. Судя по их форме и расположению, кровь капала с небольшой высоты и во время движения. Страшная догадка сверлила его мозг; он боялся признаться в этом самому себе, ибо, признавшись, он смог бы объяснить и свои сны, и растущее число мелких странных событий, медленно, но верно смыкающихся в единую цепь.
Он вышел из башни и лесом мимо болота добрался до своего дома. Зайдя в спальню, он взглянул на свою постель – из-за пораненных ног все белье было в коричневых пятнах крови. Как ему хотелось, чтобы этим можно было объяснить и появление кровавых пятен в башне! Однако, сколько ни ломал он голову, ничего придумать так и не смог. Сменив простыни, Дьюарт сварил себе кофе, продолжая размышлять, и вдруг подумал о том, что его все время швыряет из одной крайности в другую, словно он переживает раздвоение личности. Нет, все-таки давно пора пригласить в гости Стивена Бейтса – или кого-нибудь другого, чтобы хоть как-то скрасить одиночество. Но едва он об этом подумал, как тут же принялся яростно себе возражать, при этом с такой горячностью, какой раньше никогда не отличался.
Наконец, уговорив себя заняться проверкой счетов, Дьюарт спрятал подальше все письма и документы, чтобы больше не тревожить свое воображение, и к полудню уже настолько восстановил душевное спокойствие, что смог заняться обычными делами. Желая немного отдохнуть, он включил радио, но вместо музыки передавали выпуск новостей. Представитель Франции излагал свои взгляды на то, как следует поступить с Саарской областью, представитель Британии ему возражал, выдвигая какие-то туманные контраргументы. В России и Китае – голод. «Как обычно», – подумал Дьюарт. Губернатор Массачусетса болен. Срочное сообщение из Аркхема. Дьюарт насторожился.
«Только что получено подтверждение. В Аркхеме при невыясненных обстоятельствах пропал человек – житель Данвича, фермер по имени Джейсон Осборн, средних лет. По словам соседей, ночью со стороны его фермы слышались ужасные крики. Мистер Осборн не был богат и жил в одиночестве, поэтому версия похищения с целью выкупа отпадает».
В сознании Эмброуза Дьюарта словно что-то вспыхнуло. Не помня себя от ужаса, он рывком вскочил с дивана и кинулся к радио, чтобы скорее его выключить. Затем, действуя почти машинально, сел за стол и написал отчаянное письмо Стивену Бейтсу, в котором умолял кузена приехать как можно скорее. Закончив письмо, он отправился на почту; каждый шаг из дома давался ему с трудом, ему хотелось вернуться, порвать письмо и снова все хорошенько обдумать.
Ценой невероятного физического и умственного напряжения Дьюарт заставил себя сесть в машину, доехал до Аркхема, зашел на почту и сам отправил письмо, не доверив его почтовому ящику города, чьи старинные мансардные крыши и наглухо закрытые ставнями окна, казалось, униженно приседали перед ним, чтобы затем насмешливо ухмыльнуться ему вслед.
2. Рукопись Стивена Бейтса
Встревоженный посланием моего кузена, Эмброуза Дьюарта, в котором он умолял меня срочно приехать, я уже через неделю входил в старый дом Биллингтонов. Вслед за моим приездом произошел ряд событий, которые, начавшись с одного весьма незначительного эпизода, привели к обстоятельствам, вынудившим меня описать все, что произошло в доме, чтобы внести ясность в несколько хаотичные записи, сделанные рукой Эмброуза.
Как я уже говорил, события эти начались весьма прозаически; впрочем, здесь я не совсем прав – они были вполне прозаическими по сравнению с тем, что позднее произошло в Биллингтонском лесу, недалеко от старой усадьбы. Хотя на первый взгляд те события могли показаться незначительными и случайными, на самом деле, как я убедился впоследствии, они были тесно связаны между собой, независимо от места и времени. Но поначалу, заметив странности в поведении моего кузена, я решил, что у него просто стали проявляться признаки шизофрении; к сожалению, как выяснилось позднее, все было намного сложнее и ужаснее.
Двойственный характер личности Эмброуза значительно затруднял мои наблюдения за ним, ибо, с одной стороны, в нем чувствовалась искренняя доброжелательность, но с другой – скрытая, настороженная враждебность. Это начало проявляться с первых минут нашей встречи: человек, отправивший мне отчаянное письмо, по какой-то неведомой причине остро нуждался в моей помощи, однако человек, встретивший меня в Аркхеме, держался холодно, отчужденно и очень сдержанно, неоднократно дав мне понять, что мой визит не должен продлиться более двух недель, а может быть, и того меньше. Хотя в целом Эмброуз был приветлив и любезен, в нем чувствовалась какая-то отстраненность, совершенно не вязавшаяся с тоном полученного мною призыва о помощи.
– Когда я получил твою телеграмму, то понял, что моего второго письма ты не получал, – сказал он, когда мы встретились на станции в Аркхеме.
– Не знаю, я ничего не получал.
Он пожал плечами и сказал, чтобы я не придавал особого значения первому письму. Таким образом, он сразу дал мне понять, что способен сам решить свои проблемы, хотя рад моему приезду и надеется, что я не стану винить его за столь срочный вызов.
Не знаю почему, но от этих слов у меня появилось почти физическое ощущение фальши; казалось, кузен искренне верит в то, что говорит, и вместе с тем что-то здесь было не так. Я ответил, что счастлив узнать о разрешении неприятной ситуации, в которую он попал. По-видимому, мой ответ его удовлетворил, и он слегка расслабился, после чего сделал вскользь несколько замечаний о характере местности, расположенной в районе Эйлсбери-Пайк; эти замечания меня несколько удивили, поскольку я знал, что Эмброуз поселился в Массачусетсе совсем недавно и не может знать всех подробностей истории края, в котором живет, – края необычного, освоенного поселенцами раньше многих прочих областей Новой Англии; края, где находился загадочный Аркхем, эта Мекка знатоков старинной архитектуры с его мансардными крышами, арочными дверями и еще более старинными домами в георгианском и новогреческом стилях, расположенными вдоль тенистых и узких улочек; Аркхем, окруженный дикими, пустынными долинами и заброшенными, убогими селениями вроде Данвича, недалеко от которого лежал про́клятый город – морской порт Инсмут; край, откуда приходили страшные слухи об убийствах, загадочных исчезновениях, таинственных обрядах и преступлениях, замешанных на полной деградации личности, о чем власти предпочитали поскорее забыть, нежели заниматься их расследованием, дабы не вытаскивать на свет божий такие вещи, о которых лучше никому не знать.
Так, мирно беседуя, мы наконец добрались до дома, который отлично сохранился с тех пор, как я видел его в последний раз, а было это два десятилетия назад. Надо сказать, этот дом вообще мало изменился с тех пор, как я увидел его впервые, а до меня – моя матушка; время и отсутствие хозяев сказывались на нем гораздо меньше, чем на сотнях других домов, значительно более новых и обжитых. Конечно, Эмброуз его отремонтировал и обновил обстановку, однако фасад дома, всего лишь покрытый новым слоем краски, все так же гордо, как и сто лет назад, демонстрировал свои четыре встроенные колонны и массивную дверь, отделанную чудеснейшей старинной резьбой. Внутреннее убранство дома ничем не уступало внешнему; Эмброуз сумел сохранить изначальный стиль, в результате чего дом, как я и предполагал, выглядел великолепно.
