От этого рассказа волосы становились дыбом. Женщина говорила так, словно меня здесь не было; видимо, собственные воспоминания, соединившись с рассказами очевидцев, заставили ее размышлять вслух о таинственных и ужасных событиях, произошедших в ее селении.
– Так вот, самое плохое – что Их никто не видит; Их можно только одним способом распознать – по запаху, воняет от Них, как из преисподней!
Слушая слова женщины, я уже не вникал в их смысл. Постепенно обрывочные фразы начали складываться в единую картину, картину до того страшную, что мне не хотелось в это верить. Миссис Бишоп все время поминала некоего Хозяина; из ее рассказа получалось, что ему более двухсот лет; маловероятно, чтобы речь шла об Элайдже Биллингтоне. Кто же, в таком случае? Неужели Ричард Биллингтон – или та таинственная личность, которую преподобный Уорд Филлипс называл «некий Ричард то ли Беллингэм, то ли Боллинхен»?
– Как еще звали Хозяина? – спросил я.
Старуха съежилась, на ее лице мелькнуло хитрое выражение – она явно мне не доверяла.
– Я не знаю Его имени, незнакомец. Если хочешь, зови его Элайджей, или Ричардом, или еще как-нибудь. Хозяин пожил здесь немного, а потом переселился Туда, за Предел. Потом вернулся и снова ушел. А теперь Он снова здесь. Я старая женщина, незнакомец, я всю свою жизнь слышала о Хозяине и всю жизнь Его ждала, все думала, когда Он вернется? Ведь говорили, что Он непременно вернется. У Него нет имени, и места нет, Он приходит и уходит, когда захочет.
– Должно быть, он очень стар.
– Стар? – Она рассмеялась, вцепившись крючковатыми пальцами в ручки своего кресла-качалки. – Он старше меня, старше этого дома, старше тебя – он старше нас всех, вместе взятых. Год для него – это один миг, десять лет – минута.
Опять загадки, которых я не понимал. Одно ясно – след Элайджи Биллингтона и его таинственных дел тянулся далеко в прошлое, возможно, в те времена, когда не было даже Ричарда Биллингтона. Чем же он занимался? И почему так внезапно покинул родные берега и уехал в Англию, на землю своих предков? Вывод о том, что, избавившись от индейца Квамиса, Элайджа спасал себя от дальнейших подозрений в колдовстве и всяких темных делах, творившихся возле его усадьбы, уже не казался таким очевидным. Что же в таком случае вынудило его сбежать? Судя по документам, местные власти не собирались его преследовать; никто напрямую не обвинял его в странном исчезновении людей и еще более странном появлении их тел впоследствии.
Старая женщина замолчала. Где-то в углу тикали часы. Кот встал, потягиваясь, выгнул спину и мягко спрыгнул на пол.
– Кто прислал тебя ко мне, незнакомец? – внезапно спросила миссис Бишоп.
– Никто. Я сам пришел.
– Ты пришел не просто так. Ты из людей шерифа?
Я ответил, что нет.
– И у тебя нет Знака Старших Богов?
Я снова ответил отрицательно.
– Смотри, куда идешь, смотри, что говоришь, иначе Те, Кто за Пределом, услышат тебя и увидят. Или тебя заметит сам Хозяин, а он не любит, когда люди задают вопросы и лезут не в свое дело, а когда Хозяину что-то не нравится, он вызывает Его с Небес или с Холмов, где Он лежит.
Должен заметить, что за все время нашей беседы я ни разу не усомнился в искренности миссис Бишоп. Она сама свято верила в то, что говорила; возможно, она не придавала большого значения смыслу своих слов, но было видно, что она и в самом деле верит в некую таинственную силу, которая проявляет себя по-разному и представляет угрозу для человечества. Я ни разу не поставил под сомнения ее слова. Иногда она говорила с религиозным благоговением, и вскоре я с удивлением узнал, что она кальвинистка, хотя и не часто посещает церковь, и что твердо верит в Бога – странная вера, не идущая ни в какое сравнение со страхом этой женщины перед неведомыми внеземными тварями, которых так живо и красочно рисовало ее воображение.
Дом миссис Бишоп я покидал, будучи полностью уверенным, что мы с Эмброузом барахтаемся в темной воде безбрежного океана и ни ему, ни мне так и не суждено добраться до берега. Дело усложняла еще и легкая шизофрения, поразившая моего кузена; в общем, приходилось признать, что я буду вынужден обратиться за помощью к кому-то еще или же, смирившись с поражением, откажусь от дальнейшего расследования и тем самым, с помощью бог знает каких сил – ибо я находился в таком состоянии, что и сам начинал верить в существование неких злобных тварей, засевших на холмах, – обреку человечество на верную гибель.
По дороге домой мои мысли блуждали в бесконечных лабиринтах и переходах, каждый из которых заканчивался тупиком. Я подъехал к дому в весьма мрачном настроении; кузен работал в кабинете. Явно не ожидая столь раннего моего возвращения, он поспешно спрятал свои бумаги; я только успел заметить, что это были какие-то схемы и диаграммы. Увидев, как настороженно держится мой кузен, насторожился и я и постарался избежать вопросов по поводу моей поездки, что явно вызвало у него раздражение, которое, впрочем, он не высказывал вслух. Я видел, как угнетает его мое присутствие; впрочем, я также не стремился составить ему компанию. К счастью, быстро наступил вечер; после ужина я при первой же возможности поднялся в свою комнату, сославшись на головную боль, что было недалеко от истины, поскольку все эти безумные головоломки, которые я, рискуя собственным рассудком, пытался решить, приводили только к одному – физической головной боли.
Теперь же я хочу заявить следующее ввиду событий, произошедших той ночью: я твердо уверен, что был абсолютно здоров и не находился под чьим-либо влиянием. Да, мои мысли находились в некотором беспорядке, однако я был в здравом уме и не бредил. Можно даже сказать, что в ту ночь я был особенно внимателен – возможно, интуиция подсказала мне, что я стану свидетелем совершенно невероятных событий.
Тот вечер, как и все предыдущие, начался с дьявольского концерта лягушек, до одури вопивших на болоте в лесу; солнце еще не успело уйти за горизонт, и я еще не успел уйти в свою спальню, а с болота уже доносился адский хор лягушек. Надо сказать, что начался он вовсе не так, как описывают натуралисты: сначала один осторожный призыв, затем второй, нет – едва только солнце скрылось на западе, как, словно повинуясь некоему знаку, вся лягушачья братия, как один, принялась вопить на разные голоса. Поскольку кузен не проявлял ни малейшего беспокойства по поводу этих криков, я также молчал, не зная, как он отреагирует на мои замечания. Но, даже скрывшись в своей спальне, я продолжал слышать адские вопли, хотя и несколько приглушенные стенами.
Тогда я решил терпеть до конца, не давая воли своему воображению. Посему, раскрыв книгу, которую припас для подобного случая, – «Ветер в ивах» Кеннета Грэма, – я погрузился в мир приключений ее милых персонажей – Крота, Жабы и Крысы, как обычно, приготовившись наслаждаться чтением; и через сравнительно короткое время – учитывая столь гнетущее место и все события последних месяцев – мне удалось-таки мысленно перенестись в милую старую Англию, где течет вечная Река, на берегу которой проживают незабываемые персонажи Грэма. Я читал долго; со стороны леса раздавались оглушительные крики лягушек, но я их не слышал, полностью погрузившись в книгу. Когда я кончил читать, было около полуночи; месяц переместился с восточной стороны неба на западную. У меня устали глаза, и я погасил лампу. Однако в целом я не чувствовал усталости; я был расслаблен, хотя меня продолжали волновать воспоминания о недавней поездке к миссис Бишоп. Так я просидел некоторое время, снова и снова обдумывая невероятную загадку, завещанную нам Биллингтоном.
