Уолтерс задумался. Получалось так, что он узнал немногим больше, чем ему рассказал поверенный Бойл, а именно: Данвич – это медвежий угол, семейство Уэйтли давно пришло в упадок, в Данвиче происходили какие-то странные события, о которых потом было много слухов, большей частью преувеличенных или осмеянных теми, кто считал себя выше предрассудков. И все же Уолтерса не покидала одна мысль: во всех этих россказнях, байках и насмешливых статейках было нечто общее, словно они были вариацией на одну и ту же тему; ему даже не хотелось читать дальше, поскольку и так было ясно, что люди стали свидетелями чего-то жуткого и удивительного, чего не могли объяснить и о чем боялись рассказывать; да и сам Уолтерс, вчитываясь в записи, терялся в догадках – все это было выше его понимания. Пытаясь уверить себя, что у него просто нет больше времени на это чтение, он прекрасно понимал и другое – ему почему-то совсем не хочется детально изучать историю семейства Уэйтли.
Закрыв папку, он отнес ее библиотекарю.
– Надеюсь, вы нашли то, что искали, мистер Уолтерс, – сказал тот.
– Да, нашел. Благодарю. Возможно, эта папка мне еще понадобится.
– Берите, когда хотите, сэр, – ответил Пол и, слегка замявшись, спросил: – Вы, наверное, родственник Уэйтли?
– Я кое-что получил от них в наследство, – сказал Уолтерс. – Однако не думаю, что я их родственник.
– Ради бога, простите, – поспешно сказал библиотекарь. – Я только подумал… я знал некоторых из них. Вы немного на них похожи, хотя, с другой стороны, в мире, наверное, очень много похожих людей, не состоящих между собой в родстве.
– Вы безусловно правы, – вежливо согласился Уолтерс.
И все же слова библиотекаря его неприятно задели. Тобиас Уэйтли и не подумал скрывать, что считает его своим родственником; так прямо его и назвал – «кузен», да еще презрительно хмыкнул. Мистер Пол тоже заметил сходство и тоже высказался по этому поводу, правда весьма почтительно. Видя смущение и растерянность библиотекаря, Уолтерс поспешно добавил:
– А может быть, я и в самом деле их родственник, только очень дальний. Семейство Уэйтли весьма разветвленное, но я так и не выяснил, с какой стати моему покойному отцу была завещана эта собственность.
– Можно спросить, о какой именно собственности идет речь?
– У вас ее называют «земля старого Сайруса Уэйтли».
Лицо мистера Пола прояснилось.
– Этот мистер Уэйтли был…
– Знаю, – с улыбкой перебил его Уолтерс. – Он был из тех, кого жители Данвича называли «образованными».
– Да, именно так, – сказал библиотекарь.
– Что придает вопросу о нашем возможном родстве несколько иную окраску, мистер Пол. Вы со мной согласны?
– Согласен. О других ветвях семейства рассказывают ужасные вещи, сэр. Вы их услышите, я уверен. Я знаю, вы читали газетные статьи. Там все описывается очень туманно, а иногда и вовсе лживо, а вот я убежден, что в некоторых глухих уголках Данвича происходит нечто загадочное и, боюсь, ужасное.
– Как и во многих глухих уголках по всему миру, – заметил Уолтерс.
И вышел, оставив библиотекаря в полном смятении. Итак, его уже причислили к клану Уэйтли. Отец мало рассказывал ему о своих родственниках, хотя и не скрывал от сына американского происхождения их семьи. Эта мысль Уолтерса не слишком обрадовала; хотя, с другой стороны, в этом не было и ничего плохого.
Беспокоило другое – двойственность его собственных ощущений. Его словно что-то притягивало и в то же время отталкивало. Англия, которую он покинул совсем недавно, казалась теперь затерявшейся где-то в неизмеримой дали, зато Данвич начал оказывать на него необъяснимое воздействие не только дикой и по-своему прекрасной природой, но и странной отчужденностью от внешнего мира, между тем как этот самый мир очертя голову упорно стремился к некоей призрачной цели, которая вполне могла оказаться разрушительной для всей человеческой цивилизации.
Когда Уолтерс вернулся в свою усадьбу, дом, казалось, повеселел, словно с нетерпением ждал его возвращения. Теперь Уолтерс воспринимал дом как живое существо, хотя никак не мог определить, откуда у него берется это чувство. Сердцем дома представлялась главная комната, и Уолтерс был почти уверен, что скоро из нее донесется то самое биение, которое он слышал ночью. Он постарался избавиться от этого навязчивого чувства, но в кабинете его ждало новое потрясение.
Здесь произошла перестановка – комнату словно подготовили к приему посетителя: кто-то разложил на столе бухгалтерские книги и пододвинул к нему стул. Уолтерс уселся за стол, окинул взглядом гроссбухи, раскрыл ближайший из них и обнаружил тонкий конверт, на котором было нацарапано: «Тому, кто придет».
Конверт не был запечатан. Уолтерс вынул из него сложенный пополам тонкий листок бумаги.
«Чарльзу, – прочитал он, – или сыну Чарльза, или внуку Чарльза, или Тому, кто придет после… знай, что ты должен быть готов к появлению Тех, кто наблюдает, и исполнить то, что должно исполниться».
Подпись отсутствовала, почерк был корявый и неразборчивый…
* * *
[Рассказ остался незаконченным из-за смерти Августа Дерлета, последовавшей 4 июля 1971 года.]
Таящийся у порога
1. Биллингтонский лес
К северу от Аркхема поднимаются крутые склоны холмов, поросших темным, диким и непроходимым лесом; через эту местность в сторону моря, почти совпадая с границей леса, несет свои воды река Мискатоник. Путник, оказавшийся в этих краях, редко отваживается зайти в лес, куда ведет едва заметная тропинка, уходя в сторону холмов, затем к Мискатонику и после этого вновь выбираясь на открытую местность. Те заброшенные дома, что еще выдерживают натиск времени, все как один выглядят жалкими лачугами; и если на покрытых лесом холмах вовсю кипит растительная жизнь, то окружающие их поля давно уже стали бесплодной пустошью. Двигаясь по дороге в Эйлсбери-Пайк – которая начинается сразу за аркхемской Ривер-стрит, идет на запад и северо-запад от этого небольшого старинного городка и далее через пользующийся дурной славой, обезлюдевший Данвич за местечком Динз-Корнерз, – путник невольно изумляется тому, что на первый взгляд может показаться необычайно разросшимися давними лесонасаждениями, но на деле является первозданным лесом, который все так же пышно зеленеет, хотя огромные деревья при их многовековом возрасте давно уже должны были бы обратиться в прах.
Жители Аркхема ныне почти забыли мрачные предания о тех местах, которые когда-то рассказывали их бабушки, сидя у камина и мысленно возвращаясь в далекое прошлое – вплоть до времен охоты на ведьм. Как водится в таких случаях, предания эти постепенно утратили связь с реальностью, если не считать вскользь брошенных упоминаний о том, что «вон тот лес принадлежал Биллингтону, и холмы тоже принадлежали мистеру Биллингтону»; надо сказать, что в этой округе ему принадлежало все, включая огромный дом, которого не было видно с дороги, поскольку стоял он в лесу, на живописном холме, «возле башни и круга из каменных столбов». При этом один лишь вид старых корявых деревьев напрочь отбивал охоту приблизиться к дому, да и в целом дремучий лес не вызывал желания забраться в него подальше, так что в заброшенную усадьбу не совались даже орды собирателей старинных обычаев, легенд и домашней утвари, которых дом Биллингтона вполне мог бы заинтересовать. Что же касается леса, то о нем ходила и вовсе дурная слава; редкие путники спешили миновать эти места, испытывая к ним странную неприязнь, которую и сами не могли объяснить, приписывая ее собственному воображению. Когда же лес оставался позади, путник облегченно вздыхал, радуясь, что скоро будет дома – в Аркхеме, Бостоне или каком-нибудь отдаленном селении, – где так хорошо и безопасно.
