— Я хочу расплатиться кредиткой, чтобы мне баллы начислили. Может, все просто переведут мне свою долю через Venmo?
[30]
Имоджин передала ей счет:
— Зачем? У меня наличка. Я дам тебе сотню.
— Мне будет куда удобнее через Venmo, — настаивала Перри. Имоджин уже не в первый раз за вечер не понимала, о чем речь. На миг она даже испугалась, не подхватила ли какое-то редкое неврологическое заболевание, которое выражается в том, что ты забываешь элементарнейшие вещи, которые знал всю жизнь.
— Это приложение такое, — пояснила наконец Перри. — Venmo. Оно переведет деньги с вашего счета прямо на мой.
— Но можно же и наличными отдать, — спокойно ответила Имоджин. Перри посмотрела на сотенную купюру так, будто та чем-то заражена.
— Ненавижу таскать наличку. Без нее тааааак просто.
— А мне кажется, куда проще будет, если я сейчас отдам тебе настоящие деньги, — Имоджин слишком устала, чтобы спорить, поэтому попыталась просто сунуть сотню в руку девушки. Эшли перехватали купюру и многозначительно посмотрела на Перри.
— Я тебе с моего аккаунта скину. А то Venmo иногда глючит. Возьмем вместе такси? — обратилась она к Имоджин.
Пройдя квартал по Мэдисон-авеню, они наконец-то смогли поймать машину.
— Сможешь подбросить меня на восток? — Эшли широко улыбнулась и принялась яростно молотить большими пальцами по клавиатуре своего айфона. Таксист включил счетчик. Имоджин кивнула и перевела взгляд на собственный девайс. Алекс отпустил Тилли, няню, уже час назад, и ждал жену в постели; он намекал в письме, что изо всех сил старается не уснуть без нее и это его сердит.
Имоджин неловко было ехать в молчании.
— Над чем работаешь? — спросила она Эшли, пытаясь завести светскую беседу. Девушка хлопнула ресницами:
— А я и не работаю! Конечно, когда приеду домой, поделаю чего-нибудь еще. Заказываю тайскую еду, чтобы ее доставили как раз, когда я войду в квартиру.
Имоджин кивнула. Возможно, выпитое заставило ее продолжить расспросы:
— Так долго?
Эшли рассмеялась:
— Нет, теперь я уже заказываю мужчин. Зашла на Fixd.
— Что-что?
— Fixd. Это приложение объединяет друзей с «Фейсбука», «Твиттера» и из «Инстаграма», а потом подбирает тех, кто находится в радиусе километра и больше всего подходит на данный момент, исходя из твоих постов, твитов и профайлов. В смысле, я не ищу мужчину на ночь, — покраснела Эшли, — не имею привычки заказывать мужиков с доставкой под дверь. Просто смотрю, с кем можно было бы потусить в выходные.
— Ну, вроде это удобно, — Имоджин не пришло в голову более умного ответа. Эшли пожала плечами, а такси притормозило, чтобы ее высадить.
— Да, я часто хожу на свидания… Но, знаешь, реально угнетает, когда каждую неделю приходится, типа, давать отставку парню или даже двум. И сообщать им об этом в эсэмэсках.
Они неловко обменялись светскими поцелуями в щечку, и Эшли вышла из такси навстречу тайской еде и гипотетическому свиданию в выходные.
Имоджин частенько окуналась в ночную жизнь. Светские обязательства, которые общество налагало на них с Алексом, каждую неделю требовали посещения всевозможных мероприятий, от коктейльных вечеринок до импровизированных ужинов с инвесторами и рекламодателями (когда дело касалось Имоджин) или политиками и юристами (если речь шла об Алексе). Но сегодняшний вечер почему-то совершенно ее вымотал. А вот девушки из офиса обладали неисчерпаемой энергией, отчасти подпитываемой голубенькими таблетками аддерала,
[31] которые многие из них постоянно держали под рукой.
Живот скрутило, и пока такси покрывало кварталы между Сорок второй и Четырнадцатой улицами, Имоджин предавалась жалости к себе. Что за чертовщину она творит? И тут зазвонил мобильный телефон. Единственный человек, с которым ей сейчас хотелось поговорить, будто почувствовал, что она погружается в пучину отчаяния.
— Ciao, bella.
[32]
— Ciao, bello.
[33]
Четыре года назад Массимо Фразцано, будущий редактор модного отдела журнала «Мода» и один из бывших стажеров Имоджин, пробежал полумарафон в Монтауке. И после решил искупаться. Врач потом сказал, что он, по всей видимости, был слегка дезориентирован и обезвожен, потому что по ошибке нырнул с мелкого края бассейна, пропахал дно подбородком и раздробил четвертый позвонок. Он плавал лицом вниз, когда примерно через минуту его нашел Скотт, бойфренд Массимо. Его реанимировали прямо на месте и вертолетом отправили в манхэттенскую больницу, но после длившейся восемнадцать часов операции врачи сообщили друзьям и родственникам, в числе которых была и Имоджин, со дня на день ожидавшая рождения Джонни, что Массимо никогда больше не сможет ходить. Не исключено, предупредили они, что не удастся восстановить даже функции рук. Несколько дней Массимо ни с кем не разговаривал. Скотт боялся, как бы он чего-нибудь с собой не сделал. Но на пятый день Массимо собрал всех у себя в палате.
Он полулежал в постели с частично забинтованной, выбритой наголо головой. Имоджин закусила губу, чтобы не расплакаться.
— Я буду ходить, — спокойно, без тени сомнения в голосе сказал Массимо. — Я снова буду ходить.
Вот так. С того дня Имоджин ни разу не захотелось его пожалеть. Он просто не давал ей такой возможности. Он всегда был слишком весел для этого. После нередких совместных ужинов и походов за покупками Имоджин чувствовала себя обновленной и исполненной вдохновения. В результате травмы у Массимо возникли сложности с потоотделением, и он с помощью Скотта разработал линейку органических бальзамов для смягчения и увлажнения своей поврежденной кожи. Она оказалась невероятно востребованной и вскоре появилась на полках у «Барниз»
[34] и Фреда Сигала.
[35] Массимо все еще был инвалидом-колясочником, но благодаря отваге, целеустремленности и нейрохирургическим операциям вернул подвижность кистям и предплечьям. В прошлом году он снова стал чувствовать живот и нижнюю часть спины. В день, когда сама Имоджин отправилась на операцию, он сказал, что верхняя часть его ног стала ощущать жар и холод.
Массимо стоял рядом с Алексом, когда Имоджин впервые открыла глаза после операции в онкологическом отделении. Именно он повесил в изножье ее кровати фотографию, где она танцует на пляже со своими детьми. Фотография все время падала, сколько бы скотча Имоджин ни изводила на то, чтобы ее прикрепить. Массимо не давал Имоджин ни минутки на жалость к самой себе.
