— На самом деле у меня и так назначена с ним встреча. Первым делом нужно пойти к нему. Так что мне пора.
Переступив с ноги на ногу, она повернулась и пошла прочь от Евы, миновав по дороге нескольких незнакомых молодых женщин — сотрудницы журнала как раз начали приходить на работу. Руки дрожали. В тот момент, когда она нажимала кнопку лифта, чтобы ехать вниз, в вестибюль, ее лицо ничего не выражало, на нем застыла улыбка. В таком большом здании, чтобы подняться, нужно сначала спуститься…
Когда Имоджин спешила от одного лифта к другому, из-за стойки кафе вестибюля буквально выпрыгнул Гас и сделал пару шагов в ее сторону.
— Я думал, вы уже не вернетесь! — воскликнул он, испуская сладкий запах корицы и вспененного молока. Его рыжеватые усы подпрыгивали при каждом произнесенном им слоге. — И как только журнал выживал без главного редактора целых полгода? Вас нам всем очень, очень не хватало!
Он осторожно пожал Имоджин руку. Конечно, ему известно, почему она отсутствовала. Конечно, было сделано все, чтобы скрыть причину ее ухода от прессы, но в наше время не так-то много удается утаить от репортеров светской хроники.
Полгода назад, в феврале, у Имоджин нашли рак левой груди второй стадии. Эта болезнь унесла ее бабушку и двух теток. В марте Имоджин решилась на двойную мастоэктомию и реконструкцию, чтобы искоренить болезнь и предотвратить ее распространение. Минувшие шесть месяцев заняли химиотерапия и восстановление.
— Вот я и вернулась, — Имоджин заставила себя тепло улыбнуться. Слишком много всего на нее навалилось, учитывая, что еще только девять часов утра. Но Гас по крайней мере излучал доброту и обещание дозы кофеина. Он подвел ее к кофейной стойке и, не дожидаясь, пока ему что-то скажут, принялся готовить напиток, который увенчал молочной пеной с сердечком наверху. Когда Имоджин извлекла из кошелька четыре хрустящих долларовых купюры, он отмахнулся и сунул чашку ей в руку:
— Угощаю. Сегодня особенный день. Если бы я знал, что вы сегодня выходите, попросил бы жену что-нибудь приготовить специально для вас, например фирменную пахлаву… с медом, как вы любите. Вы завтра тут будете? Она вечером приготовит, с медом.
Имоджин кивнула и поблагодарила, наслаждаясь первой волной действия кофеина — та настигла ее на пути к очередному лифту. В вестибюль стекались служащие. Красивый мужчина средних лет, в волосах которого будто смешались соль и перец, с платком в нагрудном кармане пиджака безупречного костюма, с неподдельным интересом разглядывал ноги Имоджин, когда они зашли вместе в лифт.
Поднимаясь наверх (голова все еще кружилась), Имоджин ясно вспомнила тот момент, когда пять лет назад в ее жизнь вошла Ева Мортон. Ее саму тогда только что повысили до главного редактора «Глянца», и она изнывала, которую неделю проводя собеседования с кандидатами на должность своего помощника. Кадровая служба прислала к ней практически весь выпускной класс Ле Розе (в эту швейцарскую школу-пансион богатые американцы посылают своих балованных детей, чтобы те могли познакомиться с другими богатыми американцами), молодые люди оказались скучными, безынициативными, неэмоциональными. Ни в ком из них не чувствовалось и следа темперамента, который, Имоджин знала, только и позволит новичку преуспеть в «Глянце». Имоджин лучше, чем кто-либо другой, осознавала, как важен напор, даже драйв на подобной работе. Она и сама когда-то была помощницей у своей первой начальницы и наставницы Молли Уотсон, главного редактора журнала «Мода», самой вдохновляющей личности, которая встречалась Имоджин за всю ее жизнь.
В день, когда Ева Мортон впервые явилась в офис «Глянца», она выглядела как типичная застенчивая выпускница нью-йоркского университета. Она промокла до нитки, и обвисшие волосы и мятый тренч придавали ей вид замурзанного котенка. На улице стоял один из тех дождливых апрельских дней, которые даже самых закаленных нью-йоркцев превращают в боязливых туристов, не рискующих в собственном городе перемещаться с места на место без помощи автомобиля.
Высокая, крупная Ева вопреки внешности оказалась робкой и стеснительной. Однако в глазах ее был блеск, который стал еще ярче, когда она вытащила ноутбук, намереваясь продемонстрировать презентацию в PowerPoint, содержащую странички из модных журналов с начала девяностых до наших дней.
— Я читала все журналы, в которых вы работали, — сказала Ева. Рот у девушки был немного скошен, но это выглядело довольно пикантно. — А сейчас я запросто сижу у вас в кабинете, и это самый волнующий момент в моей жизни! Честно, вы один из лучших редакторов в мире. Думаю, я нашла и изучила все, что связано с вами. Мне так нравятся эти ваши вечеринки с дизайнерами во время Недели моды, а особенно то, как вы попросили, чтобы на лондонских показах вас не сажали рядом с Ким Кардашьян! А все инициированные вами изменения в «Глянце» приводят меня в восторг! Это из-за вас я хочу работать в журнале.
Иммунитет к лести у Имоджин отсутствовал начисто, а вот весьма тонко настроенный «детектор лжи» действовал отлично. Она сильно сомневалась, что найдется хоть один человек, способный прочесть все выпуски «Глянца» за последние три года, Harper's Bazaar
[2] за два года до этого и Elle
[3] еще за два предыдущих. Она даже не была уверена, что может, не кривя душой, заявить, что сама прочитала все это от корки до корки. Имоджин с изрядной долей скептицизма воззрилась на девушку, с подола юбки которой на белый паркетный пол ее кабинета стекали капли дождя.
— Что ж, спасибо, но вы, кажется, слишком молоды, чтобы одолеть все мои журналы.
— О, я штудирую все о моде с тех пор, как научилась читать. Когда вы снимали коллекции от кутюр на лесах для мытья окон на семидесятиэтажке у Таймс-сквер, я на самом деле чуть не сдохла. Буквально!
Ева говорила о съемке, которую пресса позднее окрестила «Сделай или сдохни». Имоджин задумала тогда заменить мойщиков окон профессиональными моделями, а фотографов и зрителей разместить на разных этажах. Культовые девицы и юноши болтались на лесах, как насекомые, и подолы их одежд со знанием дела трепал ветер. Страховые взносы журнала взлетели до небес, но это не остановило Имоджин: в следующем месяце она арендовала под съемку станцию метро, а еще через месяц — супермаркет в Квинсе. На эту фото- и видеосессию они привезли окорок с логотипом бренда «Шанель».
— Когда я это увидела, вся моя жизнь совершенно изменилась, — сказала Ева. Эти слова, в которые Имоджин отказывалась окончательно поверить, вернули ее в настоящее.
— Я? Я это сделала? Боже мой, как?
— Я не могла выбросить эти картинки из головы. Они там застряли. Это какой-то потусторонний опыт. Тогда эта одежда прямо ожила для меня. И я поняла, зачем пришла в этот мир. Я знала, что теперь мне суждено ехать в Нью-Йорк, где издают все эти журналы. Я подала документы в Нью-Йоркский университет и в Технологический институт моды. Меня брали и туда, и туда, но я выбрала университет и поэтому могла сосредоточиться в основном на маркетинге, менеджменте и истории моды. С тех пор я хотела только одного — работать здесь, с вами. Новшества, которые вы ввели в модные журналы, — это самое потрясающее, что происходило с редакционными материалами за несколько десятилетий.
