Ей хотелось кричать. Плакать. Она проклинала себя. Проклинала свой журнал. Проклинала Алекса, два года назад отказавшегося от высокооплачиваемой работы в корпорации. Это позволило бы ей перестать тащить на себе заботу по содержанию семьи. Хотя, конечно, она сама тогда уговорила его отказаться. Проклинала Уортингтона за превращение ее журнала в треклятое приложение, в котором ей никак не разобраться.
Какое-то время она просто смотрела в никуда. За окном на противоположной стороне улицы ей был виден невысокий мужчина, выгуливающий крупного датского дога. Джонни с самого раннего детства любил догов. Он относился к ним как к пони Вест-Виллиджа (до прошлого года он называл этот район «Весь Билидж»), Имоджин отчаянно хотелось сигарету. Она понимала всю иронию ситуации — рак вернулся, а ей приспичило покурить, — но какое теперь это имеет значение? Интересно, не осталось ли в доме припрятанной пачки? Она хранила одну пачку в глубине морозильника, когда только бросила курить, — на всякий случай. Но это было год назад, и теперь там ничего нет. С тех пор она держалась, ну разве что на вечеринке после коктейля-другого могла стрельнуть у кого-нибудь сигаретку.
Сейчас ей нужно позвонить врачу.
Еще не было семи. До девяти все равно никто не ответит. Она накинула свой любимый поношенный кардиган от Ланвин и отправилась в «Кофейню Джека», недалеко от дома. Там, пристукивая ногой от нетерпения, она стояла в хвосте очереди, состоящей из двух женщин в твидовых брюках, обсуждавших, как хорошо добавлять в кофе лаванду. Школьные мамаши везде добавляли настой лаванды. Люди станут покупать что угодно, если убедить их, что это полезно. И станут платить дополнительные деньги, если это красиво. Нынче настал звездный час лаванды.
Снова выйдя на улицу, она поздоровалась с Джеком, владельцем кофейни, который сидел на скамейке перед ярко-красной дверью с газетой «Таймс» на коленях и прихлебывал крепчайший кофе по-эфиопски. Раньше Джек был банкиром и использовал родительские деньги, чтобы заработать еще денег, а потом потерял почти всё на неудачной сделке с недвижимостью. Кофейня стала его второй попыткой, вместе со второй женой и их новорожденным ребенком.
В воздухе разлился аромат кофе, суля вторую после никотина лучшую вещь на свете — кофеин. Имоджин потихоньку начинала чувствовать себя человеком.
— Я вас сто лет не видела, — Имоджин потянулась поцеловать Джека в небритую щеку.
— Мы нигде не бываем с тех пор, как родился Кип.
— Бедненькие. Потом будет легче, правда, — по ее лицу пробежала тень.
— Имоджин, у вас все хорошо?
Она сдержала слезы, которые грозили вот-вот хлынуть из глаз.
— Всё отлично, дорогой. Немного не выспалась. Надеюсь, ваш замечательный кофе меня спасет.
Джек понимающе кивнул.
— Не могу дождаться, когда снова смогу спать нормально, — он вздохнул. — Может, ближе к восемнадцати годам Кипа?
Имоджин засмеялась и кивнула с деланной серьезностью. Они подняли, будто чокаясь, свои стаканчики, и Имоджин направилась домой.
На крыльце она снова почувствовала, что в груди вспыхнул пожар. С серьезными болеутоляющими она рассталась через неделю после операции. От них она становилась дурной, будто не в себе, но сейчас у нее не было сил выносить боль. Трясущимися руками она достала маленький оранжевый пузырек. Его крышка сначала отказалась открываться, и Имоджин беззвучно разрыдалась. Потом она быстро проглотила три таблетки подряд и легла рядом с Алексом.
…Проснулась она от легкого хлопка по щеке.
— Ну наконец-то! Я тебя и пододвигал, и тискал, и трогал неприлично, а ты все глаз не открывала. Я волнуюсь! Имоджин Тейт никогда не спит за полдень.
Она закинула руки за голову, при этом снова почувствовала боль и вскрикнула. В этом возгласе смешались удивление и страх.
— Что с тобой, малышка?
Ей больше не хотелось держать весь этот ужас в себе.
— Рак вернулся, — прошептала она.
Выражение лица Алекса изменилось. Милый муженек исчез, появился юрист.
— Что? Этого не может быть.
— Это так. Мне очень больно, это один из симптомов. Боль говорит о том, что не вся опухоль удалена. Я чувствую боль в новом месте, там, где никогда раньше не болело. Там как будто все огнем горит.
Алекс схватил с прикроватного столика очки.
— Покажи.
— Показать сайт, где я это прочла?
— Грудь покажи. Покажи, где болит.
— Ты же не врач, — Имоджин сильнее прижала к груди кофточку.
Алекс вздохнул.
— Я просто хотел попытаться помочь. Не знаю, что еще делать. Ты врачу уже позвонила?
— Нет, приняла таблетки и завалилась спать, — будто защищаясь, сказала Имоджин.
— Я сам ей позвоню. Лежи, — Алекс снова стал милым. Она ничего не смогла с собой поделать и снова задремала, оставшись одна в спальне. Сон избавлял от боли.
— Твой онколог уехала на все выходные на пляж, отмечает день рождения дочки. Вернется завтра поздно вечером. А примет тебя в понедельник утром. Сможешь продержаться до этого времени? — спросил ее возвратившийся Алекс.
Имоджин кивнула, потом помотала головой:
— Вот дерьмо! В понедельник я встречаюсь за завтраком с Евой и Люсией.
Люсия ван Арпельс была самым известным на сегодняшний день модельером дамской одежды и женщиной, создавшей в семидесятые платье с запахом и возродившей его в начале двухтысячных. Без этих платьев стоимостью более четырехсот долларов за штуку не мог обойтись гардероб ни одной деловой женщины. Люсия еще не дала согласия на то, чтобы на Glossy.com продавались ее вещи, и Имоджин знала, как она упряма при выборе тех, кому дозволено торговать ее платьями — хоть в реальности, хоть в сети. А еще Имоджин знала, что сможет ее убедить, и даже предложила Еве разобраться с этим в одиночку, но девчонка была непреклонна. Наверно, она хотела попытаться сделать селфи с Люсией.
— Ты не можешь туда идти!
— Я не могу туда не идти.
Она засмотрелась на борозды, которые пролегли на лбу Алекса, пока тот что-то обдумывал.
— Запишу тебя к врачу на одиннадцать, — сказал он. — Поедешь к ней прямо со своего завтрака.
Тилли не возражала против сверхурочной работы в выходные. Остаток субботы и воскресенье Имоджин провела, стараясь ничего не поднимать и даже лишний раз не шевелиться. Дети были невероятно милы, они притащили к ней в постель свои айпады, чтобы смотреть на них фильмы, пока она то проваливалась в сон, то снова возвращалась к реальности, стараясь не тревожить грудь.
* * *
Люсия ван Арпельс всегда являлась на встречи за пятнадцать минут до их начала, поэтому, чтобы ее опередить, нужно было оказаться на месте за полчаса. Люсия приходила заранее, дабы иметь возможность осмотреться, выбрать лучший столик, а потом и лучшее место за этим столиком. Она предпочитала контролировать ситуацию. Таким образом, когда приехала Имоджин, эта элегантная женщина уже пила второй кофе. Из-за высоких скул она казалась строже, чем на самом деле. Ее прямые каштановые волосы ниспадали до горловины простой кашемировой кофточки кремового цвета.
