— Имоджин, — вернул ее в реальность Евин окрик, — какое из этих платьев тебе нравится?
Подходя ближе к стойкам, Имоджин старалась не поддаваться ощущению, что она выполняет приказ, и притворилась, что ей действительно интересно разглядывать платья.
— Ну, Ева, — медленно начала она, — это зависит от того, какой образ ты хочешь создать. Когда ты была маленькой и думала о свадьбе, какой ты себе представлялась? Принцессой? Гламурной невестой? Сексапильной?
Ева выпятила нижнюю губу и слегка ее прикусила. Уперла руки в бока.
— Мне нравилось свадебное платье Кейли Куоко…
[114] И то, в котором была Крисси Тейген,
[115] когда выходила за Джона Ледженда.
[116] Да, и еще платье той оторвы из телешоу «Холостяк», которая в прямом эфире свадьбу сыграла. И платье Пиппы на венчании Кейт Миддлтон. Думаю, мой стиль лучше всего назвать «принцесса секси», — заявила она с безапелляционностью судьи соревнований по фигурному катанию на Олимпиаде.
Имоджин представила себе, как встряхивает девчонку и говорит ей, что из-за таких, как она, невесты и пользуются такой дурной репутацией. Вместо этого живущий в ней редактор модного издания азартно прикидывал варианты, сравнивая платья и ощупывая ткани. Она любила свадебные наряды, любила ощущение оказии, приводившее к их созданию, сочетание бусин, кружев, ручной работы. Любое свадебное платье само по себе событие, для некоторых женщин оно важнее всего в день бракосочетания, может, даже важнее присутствия самого жениха.
— О’кей, думаю, нам понадобится пышная юбка, но не слишком, и топ без бретелек, — Имоджин вытащила платье от Александра Маккуина с лифом-сердечком из шелкового атласа, приталенное, с вышивкой бисером, и протянула его Еве. — Только будь осторожна, не зацепись ни за что, а то весь бисер посыплется.
Ева закатила глаза и неуклюже ступила в платье, скользнув ногой вдоль внутреннего шва. Имоджин постаралась не слышать, как что-то рвется. Ева подтянула платье поверх бюстгальтера и махнула Эшли, чтобы та его застегнула. Какое великолепное платье, подумала Имоджин, элегантное и при этом сексапильное, оно подошло бы для особы королевской крови и демонстрировало ровно столько голого тела, сколько нужно.
Ева сморщила нос.
— Оно не слишком старомодное?
— Думаю, свадебные платья и должны быть чуть-чуть старомодными, — сказала Имоджин.
— Уж конечно, ты так думаешь, — Ева издала жалкий смешок. — Оно мне нравится. Добавим его к тем, которые «может быть», — она протянула руку за спину, изогнула ее так, что больно было смотреть, дернула молнию вниз и дала платью упасть на пол.
— Ева, осторожнее, — предупредила Имоджин.
— Если я испорчу это, мне пришлют другое. Благодаря этой свадьбе у них будет много прессы, — Ева вышла из платья, осевшего скомканной кучей, и стукнулась бедром об угол стола. Потирая ушибленное место, она так уставилась на несчастную мебель, будто та нарочно на нее напала. Потом отошла в угол, при каждом шаге покачивая идеальной задницей, и натянула узкую черную юбку и кофточку с глубоким вырезом.
— Я говорила тебе, что, кажется, мы заключаем сделку с журналом «Марта Стюарт. Свадьбы»?
Имоджин покачала головой.
— Не говорила.
— Ну, вчера вечером я встретила на «Духовном велоцикле» одну из тамошних редакторш и пригласила ее на свадьбу. Сама понимаешь, если ее пригласить, она напишет о том, что увидит. Это заставит ее почувствовать себя особенной, ведь у меня реально будет, типа, свадьба года.
Последнее заявление было не совсем точным, но Имоджин не сомневалась, что эта свадьба действительно станет значимым событием.
— Я рада за тебя.
Стоило этим словам сорваться с ее губ, как Имоджин вспомнила совет, который дала ей Молли. Тогда, на пороге тридцатилетия, она мечтала о замужестве. Ее наставница обладала отменной интуицией, ей не требовалось задавать вопросы, чтобы знать обо всем, что происходит в жизни ее подчиненных. Это был период, когда Имоджин встречалась с Эндрю, когда шесть ее подружек сообщили о своих помолвках, и она думала, что ей-то никакой хеппи-энд в любом случае не светит. Во время обеда в Ла-Гренуй Молли почувствовала ее тоску и сказала: «Самое лучшее — радоваться всем свадьбам… всем помолвкам, всем новорожденным, всем карьерным подвижкам. Непременно постарайся на самом деле радоваться всему этому».
Светские разговоры не были Евиным коньком, но Имоджин подумала, что все равно стоит попытаться.
— Кто поведет тебя под венец? Папа?
— Папа умер, — ровно сказала Ева, а потом, как бы решив, что может показаться совсем бессердечной, добавила: — Скончался прошлой осенью, когда я училась в бизнес-школе. Сердечный приступ во время последнего футбольного матча сезона.
Ну что на это скажешь? Будь на месте Евы кто-то другой, Имоджин принялась бы извиняться, наверное, обняла бы. Но Ева уже схватила телефон, может, используя его в качестве эмоционального щита, и теперь делала твиты стоек с платьями.
— Очень сочувствую, — сказала Имоджин.
— Все нормально. Он умер, занимаясь самым любимым делом, — на миг Евина стальная непоколебимость дрогнула. — Он бы мной сейчас гордился. Он всегда хотел, чтобы я стала руководителем, — Ева быстро перевела разговор. — Мы можем вычеркнуть это платье из списка, — сказала она Эшли, которая собирала с пола оставшиеся платья, изо всех сил стараясь разгладить складочки на атласе и органзе, прежде чем повесить наряды на стойку и откатить ее в другой угол офиса, и вернулась к своему столу.
— Ева, у меня сегодня встреча в обед, — начала Имоджин.
— О, круто. Ты уже познакомилась с новыми сотрудницами?
Имоджин еще не познакомилась. Сегодня утром в офис пришло двенадцать новеньких девиц вместо тех шести, которые были уволены накануне.
— Пока еще нет, днем познакомлюсь.
— Хорошо. Контента уже стало больше. Трафик увеличился. Значит, все правильно. Я приняла верное решение, можно не сомневаться, — Ева помолчала. — Это жесткий город, — она досадливо сглотнула. — Не для всякого годится.
— Иногда нужно давать людям шанс.
— Так, а я что делаю, когда нанимаю их на работу?
Имоджин решила снова сменить тему.
— Когда я вернусь, давай обсудим детали большой зимней фотосессии.
Зимняя модная фотосессия казалась Имоджин чем-то вроде возможности устроить переворот. Она знала, что Ева ненавидит тратить деньги, особенно на фотосессии, но новаторский показ модельеров и их работ в неожиданном ракурсе все еще оставался для «Глянца» весьма значимым событием. Можно сказать, его сердцем. Имоджин вдохновили на эту съемку ее же собственные сотрудницы. Молодые женщины, работающие в онлайн-издании, предстанут на ней в нарядах от прекрасных модельеров. Конечно, они пригласят нескольких моделей, но в основном задействуют реальных девушек, которые едут в метро, уткнувшись в свои айпады, разгуливают по городу в гугловских очках, разговаривают по конференц-связи во время пробежки и сидят за ноутбуками в самых разных местах Нью-Йорка. Это будет одновременно красиво и воодушевляюще, и Имоджин уже знала, кому можно доверить такую съемку — ее хорошая приятельница Элис Хоббс идеально справится с этой работой. Тоже британка, Элис росла в Лондоне и Швейцарии. В двухтысячных годах она на два года исчезла из мира моды, чтобы поснимать женщин-аборигенок Намибии и выпустить первую книгу фотографий под названием «Отважная». Элис обходилась недешево, но Имоджин знала, что она отработает каждое пенни. Ей удалось как-то убедить Еву, что им нужна именно Элис. Ева неохотно тратила деньги на то, что имело значение для Имоджин, зато весьма вольно обходилась с ними, когда дело казалось вещей, которые имели значение для нее лично. Эшли проговорилась, что Ева заплатила по десять-двадцать тысяч долларов нескольким старлеткам за то, чтобы они хоть на полчасика пришли на свадьбу и засветились на фотографиях. А еще Ева вела переговоры со своим кумиром, поп-певцом Кларисом — хотела, чтобы тот исполнил серенаду, когда она пойдет к алтарю.
