Элис кивнула.
— И ты снимала только на эту трубку? — спросила Имоджин, по-прежнему глядя на темный экран.
— Ага.
Поднимаясь на ноги и направляясь к трейлеру, Имоджин старалась сохранить непроницаемое выражение лица. Она зашла в трейлер, заперлась, а потом, забыв о приличиях, бросилась вниз лицом на маленький диванчик и принялась колотить кулаками в пластмассовую стенку. Господи, она просто разваливалась на части! Бывало ли прежде с ней такое? Нет. Никогда.
Когда врачи впервые нашли у нее опухоль, Имоджин игнорировала это на протяжении шести дней. Почти неделю она никому ничего не говорила, просто продолжала заниматься своими делами. Она знала: стоит признать реальность того, что что-то не так, и мир навсегда изменится. Она не ошиблась. Сейчас ей хотелось расплакаться, но ситуация казалась слишком незначительной, чтобы лить из-за нее слезы. Какого хера все это творится в ее жизни, к чему она пришла? Она за все платила сполна. Она отпаривала одежду. Она скребла полы в студии. Она договаривалась о моделях и добывала разрешения пятнадцать, мать их, лет. И эти пятнадцать лет означали, что ей не придется это делать снова. Она рвала задницу и заработала счастливую возможность сидеть за письменным столом, говорить «да» или «нет», заключать сделки, посещать обеды… а вовсе не стоять на коленях у края тротуара и шарить руками в мерзкой луже. Она больше не может этого делать. Не может и не хочет. Ева победила. Ева сломала ее. Фотосессия, ради которой она так старалась, в буквальном смысле утонула в дерьме. Нечто подобное случалось с ней прежде лишь однажды, десять лет тому назад. Тогда она делала фотосессию с Памелой Хансон на Статен-Айленд Ферри.
[130] За одну только аренду парома на два часа им пришлось отдать громадные деньги в городской бюджет. Десять лет — не такой уж большой срок, но профессионалы тогда еще предпочитали снимать на пленку. Они отстрелялись с головокружительной скоростью, поздравили себя с отлично проделанной работой и открыли бутылку шампанского, едва причалив к пристани Манхэттена. И только когда все уже были слегка навеселе, выяснилось, что пленки в фотоаппарате не было. К счастью, тогда у них нашлись деньги, чтобы отснять все заново на следующий день. Сейчас такой возможности нет.
Имоджин не слышала стука в дверь и не сознавала, что рядом с ней стоит Эшли, пока та не коснулась ее плеча. От прикосновения ее передернуло.
— Здесь есть кто-то кроме тебя? — прошептала Имоджин.
— Нет. Дверь заперта.
— А как ты вошла?
— У меня второй ключ.
— Кто-то еще меня видел?
— Нет. Я вошла осторожно.
Имоджин все еще не хотелось поднимать глаза.
Когда Эшли снова заговорила, ее голос звучал спокойно и уверенно, как никогда.
— Думаю, я смогу все это исправить, — произнесла она.
— Тебе удалось включить телефон? — Имоджин повернулась на бок и приподнялась на локте. Она еще не настолько взяла себя в руки, чтобы сесть и расслабиться.
— Телефон Элис накрылся окончательно и бесповоротно. Но есть другой телефон, — сказала Эшли.
Имоджин снова захотелось лечь.
— Нет другого телефона. Элис снимала только на один. Она сама мне об этом сказала.
— Да, это так. Но ты же знакома с ее ассистентом Маком?
Имоджин смутно припомнила великолепного молодого гея, у которого все, от легинсов до карандаша для глаз, было черным. Нагруженный тоннами осветительной аппаратуры, он все время держался в кильватере у Элис. Высокий худощавый парень выглядел так, словно нуждается в том, чтобы его каждое утро заставляли одеться в свежее.
— Нас не знакомили, — сказала Имоджин.
— Он чудесный. Мы немного поболтали, когда он помогал мне с глажкой. Как бы там ни было, каждый раз, когда Элис снимала, он стоял у нее за спиной. И телефон у него есть. Думаю, он тоже снимал.
Это заставило Имоджин сесть.
— У нас есть дублирующие снимки?
— У нас могут быть дублирующие снимки.
Мак выступил в роли героя поневоле, вовсе не расположенного к тому, чтобы затмить свою работодательницу и наставницу. Благословенны сферы человеческой деятельности с четко выстроенной иерархией. Эшли удалось выманить у него телефон. Она просматривала фотографии, и по ее лицу Имоджин понимала — они хороши. Пришлось подойти к помощнице и заглянуть ей через плечо.
Не Элис Хоббс, конечно, но чертовски близко. Мак не просто снимал из-за спины Элис, он работал с пространством, находя ракурсы, до которых не додумалась даже его наставница. Одну фотографию он сделал сверху, запечатлев моделей в такой неожиданный момент, что Имоджин немедленно в нее влюбилась.
К чести Элис, та повела себя так, словно фотографии Мака просто дар Божий. Вывести ее из равновесия могла, наверное, только ядерная война, но Имоджин знала, что эго старинной приятельницы нанесен довольно чувствительный удар.
— Он очень талантлив, — сообщила она Имоджин. — Он работает со мной три года, я взяла его прямо от Аманды Пратт. Могу поспорить, теперь я его потеряю.
Имоджин посмотрела на Мака, который по-прежнему сидел в уголке, ожидая распоряжений.
— Пока нет, но, черт, ты непременно должна начать его продвигать, — Имоджин подошла к молодому человеку и заключила его в объятия. — Мак, вы спасли мой день.
Тот чуть улыбнулся кривенькой, но симпатичной полуулыбкой, приподняв левый уголок рта.
— Вам нравится?
— Нравится? Да я влюблена в ваши работы. И не изменила бы своего мнения, даже если бы уцелели снимки Элис. У вас, мой дорогой, настоящий талант. Вы из тех, кто видит!
Теперь его улыбка стала шириной во всю Атлантику. Сзади подошла Эшли и обняла их обоих за плечи.
— Мы должны вернуться в офис?
— Да, должны.
— Мак, мы будем на связи с вами и Элис.
— Конечно, мэм, — улыбнулся Мак, слегка распрямляя ссутуленные плечи. — Спасибо, мэм.
От этого обращения Имоджин до сих пор слегка передергивало.
— Эшли, вызови машину на Uber, — попросила Имоджин. — Хотя нет. Думаю, я могу это сделать сама. Uber у меня загружен.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Снежные дни в Нью-Йорке могут быть волшебными, а могут оказаться филиалом ада на земле. Каждый раз во время снегопада горожане заново изумляются этому природному явлению, а когда толщина снежного слоя достигает пяти сантиметров, это в обязательном порядке парализует деятельность городских служб, отменяет занятия в школах и останавливает движение транспортных потоков.
Все так и случилось во время бурана, получившего имя «Зевс». В тот день Эшли и Имоджин допоздна засиделись в офисе. Интересно, мэр отменит занятия в школах с вечера или придется подождать утра? Метеорологи давали разнообразные прогнозы. Канал «Погода» грозил, что Манхэттен будет погребен под тридцатью сантиметрами снега, в то время как на CNN обещали, что город лишь слегка припорошит и беспокоиться абсолютно не о чем.
