Она задумалась. Сейчас дальнейшее развитие журнала походило на дорогу, которая заканчивалась пропастью, да такой глубокой, что дна не видать. Однако ей казалось, что навыков помимо тех, что нужны для руководства журналом, у нее нет.
— Рон, вы говорите со мной как мозгоправ или как медиум? Потому что если вам известно, на самом деле известно, что-то важное о моем будущем, сейчас самое время об этом сказать.
— Я говорю с вами как друг, сняв и костюм мозгоправа, и костюм медиума. Оцените, действительно ли эта работа стоит того, чтобы делать ее и дальше? Нужна она вам?
Голос Имоджин стал слабым:
— Я боюсь.
— Чего вы боитесь?
— Что никто больше даже не позвонит мне. Что я закончусь.
— Я не могу сказать вам, что делать, Имоджин, но могу спросить: вы хотите, чтобы каждый ваш день напоминал сегодняшний?
Она промолчала.
— Сами знаете, жизнь — штука занятная. Она не похожа на бегущую строку, в ней есть главы. И у этой главы может быть совсем другой конец, не такой, как вам видится.
— Я знаю. Мне надо подумать.
— О’кей. Можете в любое время звонить мне по «Скайпу». Я весь ваш.
«И притом в чем мать родила», — подумала Имоджин, а вслух сказала:
— Я знаю, Рон.
Она послала экрану воздушный поцелуй в знак прощания и рухнула на диван среди подушек. На низком кофейном столике перед ней стояла ваза с розами, которые на неделе купили Тилли и Аннабель. С тех пор прошло дня четыре, и персиковые лепестки начали буреть по краям и одрябли в середке. Без всяких мыслей Имоджин взяла телефон, сняла букет и загрузила картинку в «Инстаграм». Почему все постят в соцсети только о радостном? Где «Инстаграм», в котором можно погрустить?
«Умирающие розы», — подписала она.
Когда Имоджин вернулась к семье, игра в «Монополию» была в самом разгаре, но она не включилась в общее развлечение.
— Хочу немножко подремать перед ужином.
Аннабель обзавелась отелями на оживленном авеню и на площади. Джонни контролировал все четыре железные дороги. Все трое так увлеклись, что едва подняли головы.
Имоджин легла в кровать, на спину, пытаясь задействовать все те трюки с медитацией, которым научил ее Рон. Почувствовать кончики пальцев ног и расслабить их. Почувствовать сами ноги, постепенно поднимаясь по ним все выше. Дать своим мыслям уплыть на облаке. Считать в обратном порядке начиная от ста. Дышать — десять секунд вдох, двенадцать секунд выдох. Но мысли в голове так и бегали по кругу, как будто белка раскручивала свое колесо.
Имоджин не знала, сколько времени делала упражнения на релаксацию, прежде чем ей действительно удалось уснуть. Должно быть, во сне она перевернулась на бок, потому что проснулась, лишь когда почувствовала, что за спиной свернулся Алекс.
— Пора ужинать?
— Еще нет. Дети пошли во двор, часок в снегу поиграть.
Тело оставалось негибким и напряженным. Алекс водил ладонью по ее шее, разгоняя напряжение.
— Детка, что стряслось? Это всё те телефонные звонки? Что еще выкинула злая ведьма из Нижнего Ист-Сайда?
Это заставило Имоджин слабо улыбнуться. Они стали называть Еву злой ведьмой из Нижнего Ист-Сайда, когда общий знакомый сообщил, что та переехала в фешенебельную квартиру над гастрономом Whole Foods на Хьюстон-стрит. Предположительно, основатель «Фейсбука» Марк Цукерберг где-то там снимал лофт, и именно потому Еву приводило в такой восторг новое место жительства. Ей нравилась близость к знаменитостям.
— Ева настояла, чтобы сегодня весь персонал пришел работать к ней домой, и не сказала мне об этом, — с каждым произнесенным словом Имоджин чувствовала себя все более и более инфантильной девочкой.
К счастью, муж решил отнестись ко всему серьезно.
— Ты говорила об этом с кем-нибудь? С кадровой службой, например? Обращалась к Уортингтону? Такое поведение ни в какие ворота не лезет.
— А что я им скажу? Что Ева собрала у себя дома всех, кроме меня? Ладно тебе, Алекс, не настолько я мелочна.
— Дело не только в этом… хотя, думаю, против того, чтобы начальница заставляла подчиненных прийти к себе домой, могут быть серьезные возражения правового порядка. Я имею в виду все эти увольнения и вербальное насилие в офисе. Всё вместе. Нужно, чтобы кто-то помимо тебя вмешался и разобрался в ситуации.
Имоджин не хотелось говорить об этом Уортингтону. Начать такой разговор значило признать поражение. Она перевернулась к Алексу лицом.
— Я должна.
Муж взял ее лицо в ладони.
— Что ты должна?
Боже, он что, действительно хочет заставить ее сказать это вслух? Нет, это унизительно, невозможно! Имоджин так его любила, что даже мысленно не могла бросить ему в лицо нечто подобное.
Алекс и так это знал.
— Ты не обязана кормить семью, Им.
— Обязана.
— Нет.
Она крепко зажмурилась, разочарованная идеализмом мужа.
— Открой глаза, Имоджин.
Она не могла.
— Я серьезно, открой, — голос Алекса звучал мягко. — Мы можем изменить множество вещей, не прямо завтра, но можем. Перестроить жизнь так, чтобы нам не нужна была твоя элитная редакторская зарплата. Скажем, почему бы нам не продать дом и не переехать в квартиру? Так живут очень многие люди. Мне ничего не стоит перейти в большую юридическую контору. Дети пойдут в обычную школу. Мы можем вообще переехать в другой город. Мы не пропадем. У нас за плечами хорошее образование и серьезная карьера. Для меня нет ничего важнее семьи. Мы всегда сумеем прожить, хоть с твоей работой, хоть без нее.
Имоджин не понимала, что на это сказать. Она всегда знала, что Алекс готов ее поддержать, но такого определенно не ожидала.
У них обоих было твердое намерение заняться сегодня ночью любовью. Но все же истощение, физическое и эмоциональное, победило, и, как обычно, они предпочли сон супружескому сексу.
* * *
Работая с Евой, Эшли довольно быстро поняла, что существует прямая связь между тем, сколько ты постишь ее лестных фоток в «Инстаграм», и тем, насколько ты ей нравишься. Поэтому она взяла за правило ежедневно выкладывать как минимум два хорошенько обработанных снимка своей начальницы, не забывая о комплиментарных хэштегах (#КлассныйБосс, #МилаяИлиМилейшая?).
Это давало ей иммунитет во время регулярных Евиных вспышек ярости. Лучше всего выглядел Евин правый профиль, и поэтому в снежный день Эшли выложила фотографии Евы, снятые справа: как она в спортивном костюме готовит соус гуакамоле и как притворяется, будто медитирует на заснеженном балконе со скрещенными ногами, большой и указательный палец на каждой возлежащей на колене руке старательно сведены колечком.
