– Сломай меня. – Она смотрела на меня так, будто была не вполне цела и ей было все равно. – А потом собери снова, неправильную, надтреснутую, хаотичную, как эта гроза.
Мой рот впечатался в мягкие губы, мое тело прижало ее к краю бассейна. Волны позади нее заглушали ее стоны. Я сорвал с нее трусики. Они упали на фарфоровую плитку.
Ее обнаженное тело задрожало и прижалось ко мне.
– Прекрасно, – сказал я, зная, что она не поймет комплимент.
– Я знаю. – Она запрокинула голову и уставилась на луну. – Люблю беззвездное небо.
– Я не говорю о гребаном небе. Я говорю о тебе.
Если она и услышала меня, она не показала этого. Просто подставила мне свою шею, сосредоточившись на небе. Мои зубы задели ее кожу, язык прошелся по мурашкам.
– Скажи мне что-нибудь, Эмери.
– Редаманс.
– Что это значит?
– Любить взаимно. Любовь, возвращенная в полном объеме. – Она закусила нижнюю губу и отвернулась.
Я знаю, что ты такое, и это не гроза и не облака. Я поднял ее, закинул ее ноги себе на талию и разместил свой член у входа.
– Я выкину последнего засранца из твоей жизни. И я уничтожу всех остальных засранцев для тебя. Потому что с этим ничто не сравнится.
Ее ногти впились мне в плечи, она рассмеялась. Черт подери, рассмеялась.
– Ты. Ты последний засранец внутри меня. Твою мать.
– Хорошо.
Я погрузился в нее, ошеломленный тем, как по-другому она ощущается.
Ее киска обнимала мой член, сжимаясь вокруг меня с каждым толчком.
Я трахал ее как в последний раз в своей жизни.
И, вероятно, так и было.
Как только она узнает правду, она уже никогда не простит меня. Это был последний раз, и я хотел сделать так, чтобы он длился вечность. Я не хотел ни до, ни даже после. Я хотел сейчас, часть нас, которую я преследовал каждую секунду.
Я толкнулся снова, быстрее на этот раз.
Она умоляла о большем, ее пальцы оставляли следы на моей коже. Жар бассейна согревал нас, но гроза над головой обрушивала безжалостные потоки. Это было грязно, и дико, и слишком, мать его, хорошо.
Толчок.
– Нэш, – дождь поглощал ее крики, но я слышал, как сильно ей нужен, чувствовал это, когда она сотрясалась вокруг меня, – о боже, о боже, о боже.
Что-то перехватило горло, когда она лизнула мой шрам и пробежала кончиками пальцев по остальным.
Я толкнулся сильнее, создавая наши собственные волны, противостоявшие волнам океана.
Она застонала мне в ухо, но гроза над нами и между нами поглотила симфонию. Стоило бы замедлиться, наслаждаться этим, создать память об этом, но мое тело думало иначе. Я преследовал неуловимое чувство, которому не мог дать названия.
Толчок.
Я едва расслышал ее слова.
– Я так же идеальна по ощущениям, как ты?
Я понял, насколько сильно это было сказано для девушки, которая никогда не использовала слово «идеальный», чтобы описать меня им.
– Лучше. – Толчок. – Лагом. – Внутри нее все сжалось при звуках этого слова. Проклятия слетели с моих губ. Я прислонился к ее щеке. – Просто, мать его, идеально.
Мои пальцы впились в ее задницу. Я потянулся между нами и потер ее клитор, наслаждаясь тем, как ее крики заглушают грозу. Мои руки обхватили ее талию, я насадил ее на себя.
Снова.
И снова.
И снова.
И, мать его, снова.
Я был готов взорваться внутри нее, но я шептал слова ей в висок, сомневаясь, что она услышит их сквозь шторм и экстаз.
– Мойра.
Толчок.
Она так сильно царапнула мои руки, что пошла кровь.
– Еще.
– Непенф.
Я погружал свой член внутрь нее беспорядочными толчками, которые должны были быть слишком сильными, но она, мать ее, умоляла меня о большем.
– Еще.
Мои руки горели от ее отметин, но все же это было прекрасно. Красные полосы, мешавшиеся с дождем, нечто, что выглядело ужасно, но заставляло меня чувствовать себя гребаным королем. Я хотел, чтобы она соскребла мои шрамы и заменила их этим, что бы это ни было.
Вместо этого я прохрипел:
– Дуэнде. Толчок.
– Еще.
– Лакуна.
Эмери содрогалась вокруг меня, не в силах поддерживать свое тело прямо. Я врезался в нее, создавая в бассейне цунами. Волны плескались мне в спину и боролись с моей хваткой. Ее вздох настолько не соответствовал ситуации, что это было почти комично.
Ее безмятежное лицо заслуживало милосердия, но я не проявил его. Я потянулся между нами и ущипнул ее за клитор, вызвав еще один оргазм, просто чтобы почувствовать, как крепко она сжимается вокруг меня. Просто чтобы продлить это.
Она верила в слова, и магию, и грозы. В сопротивление, в жестокую борьбу, в то, что нельзя никогда сдаваться. В слепую преданность, в то, что нужно сначала прыгать, а с последствиями разбираться потом. Она была ужасна. Она приводила меня в бешенство. Она, мать ее, сводила меня с ума.
И, понял я, – я любил ее.
– Спроси меня, Тигр.
Ее глаза затрепетали, открывшись, она смотрела не на меня, но прямо в меня.
– Это просто похоть?
– Это все.
Глава 49
Эмери
Вспышка!
Я сморгнула, чтобы укрыться от жгучего света. Каждый раз, делая снимок, фотограф садистски ухмылялся. «Маленький Член» Картрайт обнял меня одной рукой. Корделия примостилась у моего бедра в кресле, похожем на трон. Нас окружали две подружки невесты и три шафера.
Рекламное фото для фильма ужасов.
Постер, глядя на который делаешь ставки, кто умрет первым.
Вероятно, я, и по своей собственной воле. Еще секунда, и я сорвусь.
– Еще одно фото, и все! – в десятый раз пообещал фотограф и сделал еще пять снимков. – Эмери, да? Улыбайся! Это вечеринка по поводу помолвки! Любовь в воздухе. Будь счастлива!
Заколоть тебя шпилькой моих обязательных лабутенов – вот что сделало бы меня счастливой.
Моя фальшивая улыбка могла соревноваться с улыбкой Джокера, но мне было трудно прилагать усилия. Каждый раз, когда я пыталась, на меня потоком накатывала прошлая ночь.
«– Скажи мне что-нибудь, Эмери.
– Редаманс».
Я хотела взбунтоваться, потому что выглядело все так, будто он хотел выбросить меня из своей жизни, вместо того чтобы включить в нее. Я концентрировалась на этом воспоминании все утро, и нет, я не буду, мать его, улыбаться, если только не вопьюсь зубами в каждого засранца тут и не высосу всю кровь.
